– Кто она?

– Твоя Ирэн, — она показала ему телефон. — Кстати, откуда у нее мой номер?

– Не знаю, Лера. И ни какая она не моя, она сама по себе, я сам по себе. Вернее, с тобой. Я что виноват, что она в меня влюбилась? Я уже объяснял ей, что у меня есть ты…

– Ты так в этом уверен?

– В чем? — он притянул ее и обняв, привычно уткнулся носом в волосы и тут же отстранился. — Почему у тебя волосы пахнут табаком? Где ты была? Где ты вообще пропадаешь третью неделю?! Почему ты приходишь домой в двенадцать ночи? Я многое позволил тебе, считая себя виновным, в том, что пришлось отвезти Вику к маме, но твое своеволие переходит границы. Еще мама со своими советами: — Дай Лерочке успокоиться. А ты…, - внезапно, он осекся, встретив ее безразличный взгляд и вся его обличительная тирада разбилась о ее равнодушие.

Он погладил ее по волосам дрогнувшей рукой и от того, как она отшатнулась от ладони, сердце болезненно сжалась:

– Прости. Я переволновался. Пришел в кабинет, тебя нет, машина на стоянке, на звонки не отвечаешь. Нам надо успокоиться и поговорить.

Она вернулась в комнату, стянула с кресла шаль и завернулась в нее, пытаясь согреться.

– Лер, тебе надо поесть. Ужин я приготовил. Жаркое, как ты любишь, с корочкой.

– Я не хочу есть. Налей чай.

– Чай потом, сначала поешь, — он поставил перед ней тарелку. — Пожалуйста, не обижай повара, — сев рядом, погладил ее по щеке. — Ты похудела. Извела себя без причины. Ты ведь знаешь, что кроме тебя мне никто не нужен.

Когда-то она таяла от его хрипловатого вкрадчивого голоса, а сейчас улыбнулась далекой, незнакомой улыбкой и он опять почувствовал в душе растущую тревогу, поглощающую его выдержку и терпение. Он вновь прижимался к холодной стене ее безразличия, пытаясь через ледяную твердь поделиться частицей своей души, но в прозрачном стекле видел только свое отражение и в напряженном взгляде — страх потерять ее навсегда. Лучше бы она кричала, истерила, ударила. Оказалось, невозможно видеть ее равнодушие. Даже тогда, когда он начал за ней ухаживать, в ее глазах были гордость, дерзость, его не останавливали ни неприязнь, ни недоверие, шаг за шагом он преодолевал ее сопротивление, но всегда во взгляде была жизнь, никак не смирение.

Она молча ела, вилкой цепляя самые прожаренные кусочки. Саша пододвинул салат и хлебницу, но Лера, словно не заметив этого, отложила вилку.

– Лер, скажи хоть что-нибудь! — он умолял ее откликнуться.

– Ты хотел налить чаю.

Он взревел, как раненый зверь:

– Да к черту чай! — огромной рукой он смел со стола все на пол. — У нас жизнь рушится!

Она втянула голову в плечи от его крика, но продолжала смотреть невидящим взглядом в одну точку.

– Лера! — он встряхнул ее за плечи, не рассчитав силу, ее голова качнулась, он порывисто обнял ее, — Прости, прости! Я не могу видеть тебя такой. Давай поговорим спокойно, разберемся и все будет как прежде? — внезапно, с ужасом он осознал, что не утверждает, а спрашивает. Он упустил что-то важное и теперь пытается заскочить в последний вагон мчащейся электрички.

– Как прежде уже не будет. А по-другому я не хочу.

Она говорила совсем тихо или это пульсирующий стук в его висках не давал услышать ее, он напрягся, весь обратился в слух.

– Ты подарил мне счастье, ощущение полета, с тобой я узнала, что такое любовь, но ты сам все разрушил…

– Не говори так, пожалуйста! Я тебе клянусь, у меня с Ирсон ничего не было. У нее сложная ситуация, кинул продюсер, она осталась без денег, но с долгами…

– Огради меня от этих частностей, достаточно того, что ты бежишь, стоит ей тебя поманить, — она кивнула на телефон, экран которого периодически вспыхивал, беззвучно принимая сообщения. — У вас такая активная переписка.

– Я просто ее кое с кем познакомил и все.

– Она так не думает! Да она на все пойдет, чтобы завоевать тебя. Она молодая, амбициозная.

– Лера, ну сколько можно про возраст?! — вскочив, он зашагал по кухне, тряся кулаками. — Я надеялся, ты уже успокоилась…

Так и было, ее здравомыслие, верность Орлова, их счастливая семейная жизнь, оставили далеко позади ее комплексов, но с появлением Ирсон, она впервые почувствовала на себе гнет плена ревности. Словно спрут она опутала ее скользкими щупальцами по рукам и ногам, высасывая силы, норовя проникнуть в сердце и опустошить душу.

– Саш, успокойся. Сядь, — без улыбки она вспоминала его ухаживания. — Ты ведь и сам когда-то применял эту технику удава. Хотела я или нет, но сталкивалась с тобой везде, к тому же букеты цветов не давали забыть о тебе, но я нашла в себе силы и уволилась. Одним махом разорвала наше неодолимое притяжение. Что тебе мешало поступить также в самом начале? Ты уже забыл о ток-шоу, на котором ты выглядел нелепо и тебя и твое заявление, никто не воспринял всерьез. Самое главное, она не услышала тебя. Это бы отрезвило любого, но ты, с настойчивостью идиота взвалил на себя ее выдуманные проблемы.

Лера была спокойна, напряжение и нерешительность ушли, и его сердце сжалось в тревожном смутном предчувствии.

Мотнув головой, словно освобождаясь от вязкого морока безмолвия, заполняющего пространство кухни, она посмотрела прямо ему в глаза:

– Я хочу развестись.

Сказала и сама испугалась случайности слов и не давая себе передумать, повторила. Недоумение в его глазах сменилось бешенством, он с сожалением понял, что это не шутка. У него еще был шанс, переубедить Леру забыть спонтанное решение, рожденное ситуацией: