— Залезайте туда! — крикнул один из мужчин, указывая на дверь грузового отсека. — Сейчас же!

Горацио попытался отыграться. Он сказал что-то сердитое по-старому, а потом добавил по-английски:

— Если только ты не хочешь объяснить Каулу, почему ты скормил дрессировщика пустот самим пустотам!

Это не сработало. Один из мужчин выстрелил в пол. Бежать было некуда, никакой особенной хитрости мы не могли придумать. Ничего не оставалось, как войти в дверь и позволить им запереть нас в грузовом отсеке с пустотами.

Мужчина выстрелил в пол рядом с нами во второй раз, и эта пуля прошла рядом с ногами Нур и заставила ее закричать. Мы все попятились к двери клетки, включая Горацио. Теперь другой человек выстрелил, его пуля пронзила воздух прямо над нашими головами.

Мы отступили в темноту. Мужчины захлопнули дверь и заперли ее. Затем они опустили вторую дверь над клеткой, на этот раз прочную и тяжелую, и в отсеке ни осталось света, когда она захлопнулась.

У меня было такое чувство, будто меня пронзили молнии. Мы слышали, как в глубине трюма шевелятся пустоты. Я проклинал себя за то, что позволил Нуру и Эмме пойти с нами. Теперь они умрут без всякой надобности, когда единственными жертвами могли быть только Горацио и я. И в этот момент я с радостью отдал бы свою жизнь, чтобы избавить мир от всех пустот. Но никакая победа не стоила жизни Нур или Эммы.

Сначала мы почувствовали их запах, и нас захлестнула волна амброзии гнилого мяса. Потом мы услышали, как их зубы хрустят об кости, чавкая и кряхтя, пока они доедали то, что только что принесла им тварь в гавайской рубашке. Потом Эмма зажгла огонь, и мы увидели их всех, сгрудившихся в другом конце огромного грузового отсека. Они сидели на ржавом полу спиной к нам и пировали. Я искал любой возможный выход или лаз, но их не было. Пол представлял собой сплошное железное пространство, а стены — ребристый металл, изгибающийся к высокому потолку. Там не было никаких дверей, кроме той, через которую мы вошли, там вообще ничего не было, кроме нас, пустот и нескольких металлических ящиков, сложенных в углу.

— Джейкоб, — прошептала Нур. — Пожалуйста, скажи мне, что ты придумал, как управлять ими.

— Нет… — сказала я, чувствуя себя испуганным и жалким. — А даже если бы и смог, то только по одно. А тут их…

— Десятки, — прошипела Эмма. Потому что она тоже их видела. Мы все могли их видеть.

— Что же нам теперь делать? — прошептала Нур. — Использовать взрывчатку?

— Она слишком разрушительная, — сказал я. — Мы все умрем.

— Не знаю, есть ли у нас выбор, — сказал Горацио.

А потом одна из них развернулась, уставилась на нас своими черными глазами и выплюнула изо рта полуобглоданную руку. Она учуяла нас. Почувствовала нас. А потом развернулась еще одна пустота, и еще, и вскоре все они уставились на нас, забыв о своем недоеденном шведском столе.

Мы были не просто еще одним аппетитным кусочком. Мы были странными. Наши души были пищей, которые пустоты жаждали больше всего на свете.

Они направились к нам. Неторопливо, потому что было ясно, что бежать нам некуда.

— Поговори с ними… — сказала Нур, схватив Горацио за локоть.

— Я постараюсь, — сказал он. Он что-то рявкнул им. Пустоты растерянно остановились, словно толпа, ожидающая знака «не подходить». — В лучшем случае я смогу сдерживать их лишь короткое время. Моя власть над ними ничто по сравнению с властью Джейкоба.

— Я же сказал — у меня нет над ними никакой власти! — крикнул я, расстроенный Горацио, но злой на себя. — Я не знаю их языка!

Пустоты странно застонали, потом снова двинулись к нам, медленно и настороженно.

— Твоя связь глубже, чем просто язык, — сказал Горацио. — Если тебе удастся установить её…

Он снова крикнул пустотам, но на этот раз остановились только некоторые.

— Джейкоб, — Эмма повернулась и посмотрела на меня, ее лицо окаменело от страха. — Помнишь, в крепости тварей, когда ты упал в это гнездо из пустот и вылез оттуда, способный управлять всеми сразу?

Я отрицательно покачал головой.

— Это было совсем другое. Нас всех вырубило сонной пылью…

Она погасила одну руку и принялась лихорадочно рыться в кармане.

— Это последняя ее часть — я сохранила ее на крайний случай, — сказала она, выуживая большой палец, наполовину завернутый в хлопок, и протягивая его мне. — Сделай это еще раз. Как и в прошлый раз.

Я колебался.

— Но это было совсем другое. Их слишком много, и нет никакой возможности развеять пыль.

— Есть, — Горацио сунул мне в руку взрывчатку. — Привяжи большой палец к этой связке. После чего повторяй за мной.

Я знал, что он задумал, и это было безумие. Взрывчатка была слишком сильна. Это убьет всех в отесеке, а не усыпит. Но так как у нас не было другого выхода, кроме как ждать смерти, мои руки повиновались. Я взял большой палец у Эммы, связку взрывчатки у Горацио и соединил их вместе бечевкой. Пока я это делал, Горацио кричал на пустот, пытаясь замедлить их. Затем он крикнул мне, вставляя английские фразы между пустотного языка: