— Но теперь-то ты приходишь каждую ночь, — заметил он.

— Откуда тебе знать? Разве здесь меняется время суток? — заинтересовалась я. Нет, ну, правда, вдруг это только для меня… Или мир начал жить своей жизнью и скоро мне просто не будет сюда ходу. А вдруг…

Ренрих наблюдал за мной.

— У тебя становится такое лицо, когда ты увлекаешься какой-то мыслью, — сообщил он.

— Какое? — подозрительно спросила я.

Он задумался. Видимо, выражение моего лица было попросту неописуемым, раз он затруднялся с нужным определением.

— Занятное, — разродился он, наконец.

Я прыснула.

— Ну ладно. А то я уже начала опасаться, что оно такое страшное, что ты онемел от ужаса.

Ренрих тоже улыбнулся.

— Здесь всегда ночь, — напомнил он мне. — Но часы бьют в двенадцать, так что я могу уверенно сказать, что между твоими появлениями проходит в среднем от двадцати двух до двадцати четырех часов.

— Часы? — поразилась я. — Думала, они сломаны!

— Нет, идут. Видимо, ты очень хотела от меня избавиться. Вот реальность и начала отсчитывать время.

Прозвучало… неприятно.

— Я вовсе не хочу от тебя избавиться, — тихо произнесла я.

Ренрих усмехнулся.

— Реальность явно с тобой не солидарна. Ладно, не бери в голову.

Но я уже не могла «не брать в голову». Одно дело, когда фантазируешь, и совсем другое — вот он сидит перед тобой, живой человек. Уже не пытается притворяться плоским пафосным героем. Какой есть. Немного угрюмый, не особенно любящий выдавать свои сомнения, с хорошим чувством юмора и изрядной долей самоиронии, которая, наверное, в последнее время спасала его от сумасшествия. Смелый, решительный, предприимчивый: ведь самого автора достал! Считайте, совершил то, что должно быть невозможно. Пожалуй, все эти качества я, не задумываясь, приписала бы главному герою. Положительному, не отрицательному. Ну, разве что умение готовить в качестве обязательного условия положительности прежде мною не рассматривалось. И… куда это тебя, Вика, несет?

Тянуло меня все туда же: сравнивать Ренриха и Рона. Дурацкое, конечно, занятие. И обидное, наверное, поэтому самого Ренриха в результаты своих наблюдений я больше не посвящала. Но мне, как автору, нужна была твердая версия происходящего. Потому что есть ведь персонажи, которых в книге герои вообще издали увидели. И посвящены им не три абзаца, а предложение-другое. Так что же, они все должны исчезнуть после того, как мир «стал самостоятельным»? Странно ведь, учитывая, что в этом мире должно быть чуть побольше обитателей, чем персонажей книги. На миллиарды так побольше…

Ренрих сделал снеговика. Вместо носа воткнул длинную шишку, которую, по его словам, притащил из леса дятел. Видимо, из дружеских побуждений. Снеговик получился мощный, выше меня на целую голову. А ведь на этой голове было еще пластиковое ведро веселенькой зеленой расцветки. Мы рассматривали снеговика, а филин со своего насеста следил за нами, прикрыв один глаз. Вроде как и не особо мы были ему интересны.

— Тебе настолько скучно? — спросила я сочувственно. Бедный Ренрих, может, это и не снеговик вовсе, а снежная баба?

— Ты сама сказала, что в этом месте ничего раньше не менялось, — напомнил мой отрицательный герой. Ну да, говорила. Что прежде мне казалось, будто здесь все идеально. Воплощенный покой и стабильность. А теперь мне вдруг начало казаться, что было бы неплохо сделать хижину повеселей. Праздник приближается, как-никак. Про Новый год Ренриху пришлось рассказывать подробно — у них там, в космофантастике, праздники были совсем другие.

— Глупый вышел подарок, да? — предположил Ренрих, наблюдая за мной.

— Да нет, почему… я просто задумалась, мальчик это или девочка.

— Не буду спрашивать, кого ты больше хочешь, — протянул мужчина, сохраняя тот же серьезный тон. Я покосилась на него. Вот ведь отр-рицательный герой! А знает ли Ренрих, что такое снежки? И развлечение, и наказать можно заодно. Хотя он же наверняка меткий, кто еще кого накажет. Нет уж, снежки и бои подушками отметаем.

— С подарками у меня всегда беда, — поделился между тем Ренрих. Видимо, счел, что у меня не осталось слов в поддержку неожиданного нововведения.

— Такой печальный опыт? — поинтересовалась я.

Ренрих тяжело вздохнул.

— Моей самой большой неудачей было подарить девушке котенка.

— Она не любила кошек?

— Нет, почему, была очень рада. Но кошка оказалась с вредным характером и не признавала лоток. Лина назвала ее Звездочкой, но потом переименовала в Мисс Мимо. И ведь прижилось имечко.

Я не удержалась от смеха. Ренрих скорбно развел руками: мол, ну, вот видишь, хотел как лучше, а получилось-то…

Дымокот притащил откуда-то мишуру невероятной длины. Не помню, чтобы в хижине были елочные украшения. Внезапное участие зверя в облагораживании территории проигнорировать было нельзя. Мишуру я приспособила снеговику вместо шарфа. Еще и бант фантазийный завязала. Получилось нечто пышное. Ренрих изучил получившееся художество, склонив голову набок.