Когда последняя ракета была запущена, Ренрих подошел ко мне.

— Да уж, до сих пор нравится?

— Нравится, — не стала спорить я.

— Ты на фейерверк не хуже детей реагируешь. Такое же воодушевление. Если бы из ракеты появилась мультяшка и начала танцевать, ты бы, чего доброго, повторять стала.

— У вас и такое есть? — протянула я, представляя, что да, это было бы весело.

Вместо ответа Ренрих склонил голову, лицо его оказалось прямо напротив моего, и я ощутила горячее дыхание, а потом его губы коснулись моих. Это было весьма неожиданно, но я ответила с такой готовностью, будто только этого и ждала. Он подловил меня, хитрый Ренрих. Отвлек яркой игрушкой, развеселил, заставил забыть о проблемах, которые остались где-то там, в другой реальности.

Пальцы Ренриха гладили мой подбородок, шею, потом прошлись по моим волосам, коснулись мочки уха. По коже побежал электрический разряд. Я распахнула глаза, которые успела закрыть.

И очнулась.

Ренрих тут же уловил изменение моего настроения, отстранился. Он молча смотрел на меня, какой-то почти угрюмый, решительный. Потом угрюмость растворилась, ушла, словно ее и не было. На губах Ренриха появилась теплая улыбка.

— Зачем ты?.. — спросила я.

— Тебе не понравилось? — поинтересовался он, склонив голову набок.

— Мне просто непонятно, — пояснила я, тщательно подбирая слова. — Мы плохо начали и не слишком хорошо узнали друг друга с тех пор…

Это было не совсем правдиво. Я так много думала о Ренрихе и его ненаписанной истории, что, кажется, знала о нем бесконечно много. И сейчас легко представила его без одежды. Подтянутого, сильного, надежного…

Во-от они, тайные мечты брошенки!

Молодец, Вика, так держать. Создай себе воображаемого друга и целуйся с ним, сбежав от реальности! Мне показалось, или творческий процесс начал смешиваться с шизофренией? Надеюсь, пока еще легкой.

Ренрих серьезно сказал:

— Я не сказал тебе всей правды. Я нашел тебя гораздо раньше, чем смог преодолеть защитный барьер. И долгое время мог только наблюдать.

— Что? — пробормотала я, пытаясь осознать. — Ты… подсматривал за мной?

Нет, серьезно, вот и оно: настоящее, устойчивое сумасшествие, без скидок. Пора бежать к психиатру с плачем: «Доктор, мой персонаж подсматривает за мной в окно!»

Да, может, и не в окно! Через зеркала? С помощью какого-нибудь спутника-шпиона, к которому подключился через высокотехнологический нанокристаллический супертонкий голографический экран с функцией семидесятикратного увеличения…

— Прежде чем ты нафантазировала себе всяких ужасов, скажу, что происходило это нечасто и под строгим наблюдением, — он сделал движение головой, будто хотел обернуться в сторону филина, но сдержался.

То есть, они тут еще и целой компашкой сталкерили?!

Автор в шоке!

— В общем, я достаточно тебя узнал, но только в последние дни осознал, что неправильно трактовал полученные сведения. И мое отношение постепенно изменилось.

Ренрих сделал движение, заставившее меня поднять руку с развернутой ладонью, замершей у самой его груди.

В общем, я достаточно тебя узнал, но только в последние дни осознал, что ошибся в трактовке. И мое отношение постепенно изменилось.

Ренрих сделал движение, заставившее меня поднять руку с развернутой ладонью, замершей у самой его груди.

— Это неправильно, — мягко сказала я.

— Почему, позволь спросить?

— Ты — мой персонаж.

— И?

— И это — вымышленная реальность, понимаешь?

Ренрих явно не понимал. Я вздохнула.

— Подумай сам. А что, если твое внезапно изменившееся отношение — вовсе не результат взвешенной оценки.

— А что же? — заинтересовался, наконец, этот тип.

— Например, результат твоего происхождения. Разве ты не обязан любить и уважать того, кто тебя создал?

Вообще, при его первом появлении, я никакого уважения не заметила. Значит, условие необязательное. Но внутренний голос шепнул: а вдруг все дело в том, что, оторвавшись от книги, Ренрих получил и некий изъян, выразившийся в способности злиться автора? А теперь вот он попал, наконец, в книгу и отношение его поменялось. Ренрих в ловушке, а я… а я…

А ты, мать, всерьез об этом думаешь!

Ренрих наблюдал за мной с улыбкой. Все-то он понимал, отр-рицательный герой!

Я мысленно искала отговорку. Как для ребенка — первое попавшееся что-нибудь. Понимала, что веду себя глупо, но все получалось как-то само собой. Я едва не выпалила, что мне нужно закончить историю. А потом… ну, решим что-нибудь. В конце концов, у него будет своя героиня, и ему станет не до меня.

Зачем я только начала придумывать для него эту героиню!

О, так мы все еще продолжаем с упоением сходить с ума?