— О том, что ты разговариваешь с Петенькой? О птицах? — я пожал плечами. — Ваше общение с нежитью было слишком очевидным. Говорят, есть артефакты, магические вещицы…

— Это не вещь, — перебила меня Си. — Артефакт — я сама. Один человек на пять миллионов, рожденный с даром акциатто, магией призыва животных и, как выяснилось в результате смелого эксперимента, нежити, — Синтия глотнула из бутылки и посмотрела сначала на Петеньку, а затем мне в глаза. Взгляд ее был трезвым и… невероятно грустным. — Теперь ты знаешь. Можешь продать сведения обо мне вольным магам, тебя наградят.

— Не пори чушь, — грубо отозвался я. — Ты спасла мне жизнь. Я сделаю все, чтобы тебе было хорошо, а не плохо.

— Вот-вот, запомни свои слова и не откажись от них, когда к тебе вернется память.

— Ты на что-то намекаешь?

— Да. Однако из откровений на сегодня достаточно печальной истории моего детства, — девушка вновь приложилась к бутылке, а я не стал развивать тему. Позже. — Итак, деньги таяли, а папины поклонницы — уже в меньшем количестве, но так же отчаянно — ломились в замок. Осмелевшие соседи принялись потихоньку отгрызать земли на юге и востоке, а у отца не было средств нанять войско и противостоять грабежу. Месторождения самоцветов, та малость, что еще приносила нам какие-то средства, были почти полностью выработаны. Все еще больше усложнилось, когда я заболела. Дело было зимой. Сырость в замке пробирала до костей, протопить его было почти невозможно. У меня болело в груди, кашель усиливался. Отец, занятый мыслями обо мне, отвлекся и впустил в замок очередную «случайную путницу», якобы заблудившуюся в нашей «глуши». Довольно милая дама, богатая вдова, готова была разбиться в лепешку, чтобы угодить графу де Фасино и его «очаровательной малышке», хотя, разумеется, я была лишь способом добраться до желанного мужчины. Папа в растерянности наблюдал, как замок заполняется лекарями и слугами. Меня вылечили, а отцу пришла в голову идея: он решил пожертвовать своей свободой, чтобы обеспечить мне комфорт. Несколько дней ухаживания, и он «пал к ногам» зрелой прелестницы. Невеста безумно раздражала его, но у нее было то, чего не было у нас — деньги. После свадьбы новая графиня де Фасино развила в замке бурную деятельность. Она не была жадна на средства, но требовала от отца любви. Всегда. Каждую минуту. Любви, комплиментов и, думаю, постели. И именно это, как я теперь, с высоты своего возраста, понимаю, отравило ему жизнь на целых полгода. Он все еще любил маму. Я слышала, как он разговаривал с ее портретом. Он плакал и просил прощения. Новая жена была его искуплением. Граф де Фасино винил себя в том, что его мужская привлекательность погубила его истинную любовь. Вот такая ирония.

Синтия покачала головой. На губах ее заиграла холодная улыбка:

— И в дело вступила я. Моя новая мамочка мне категорически не понравилась. Меня старательно «отдирали» от папы, отвлекали глупыми занятиями, вроде рукоделия и игры на арфе…

— Ты играешь на арфе?

— Совсем чуть-чуть. Это оказалось делом… убыточным. Все мои дорогие инструменты, заказанные в столице, почему-то привлекали крыс. Грызуны наносили им непоправимый ущерб. Странно, правда?

Я понимающе хмыкнул.

— Вскоре в замке пошли разговоры о пансионе для девочек. Я была вежливым ребенком и помнила доброту и щедрость мадам, но мне было не по душе, что отец стал много пить из красивых пузатых бутылок, особенно перед тем, как пойти в спальню вечером. Он становился отстраненным и резким… Он…

— Что это было? — не выдержал я. — Чем ты ее одолела? Мыши? Крысы?

— Вороны, — ядовито улыбнулась Синтия. — Черные, как сама Мгла, предвестники смерти.

— И как ты это провернула?

— Упорством и терпением, — Си негромко рассмеялась. — О, я была чрезвычайно осторожна. Призывала птиц в обмен на угощение, и они часами сидели на выступах надворотной башни. Сидели и смотрели, словно в ожидании.

— От взгляда и карканья этой милой птички у кого хочешь нервы не выдержат, — согласился я.

— Воронов становилось все больше. Не спрашивай, как я справлялась с кормежкой этой пернатой компании.

— Нет уж, спрошу. Расскажи, интересно ведь.

Мне действительно хотелось знать все подробности. Не каждый день встретишь такой редкий вид магии. Но стоило о нем задуматься, в голову начинала стрелять боль.

— Ладно. Все было просто. Наш пруд не досчитался сотен лягушек, а рощи — насекомых и разной мелкой живности, неразумной и неспособной в один прекрасный момент прислать ко мне делегацию с вопросом «за что?» Нет-нет, экологической катастрофой операция не обернулась, не так уж много времени она заняла. Вороны сидели и ждали. У населения замка возник закономерный вопрос: чего? Репутация у этих птичек, прямо скажем, неоднозначная. Напрашивался и закономерный ответ: чьей-то смерти, не иначе. Сначала о проклятии покойной графини заговорили слуги: многие видели, как птицы вылетали из комнаты, где умерла мама. Я, разумеется, заранее подготовила почву: «под большим секретом» рассказала, что видела призрак мамы, изображала страх, когда в моем присутствии кто-то заговаривал о маминой комнате. Ну а потом вся эта воронья массовка перебралась к покоям матушки. К этому моменту замок покинула половина слуг. Далее возникли некоторые технические моменты, но я с блеском со всем этим справилась. И папа тоже. Конечно же, он все понял, однако даже пальцем не пошевелил, чтобы мне помешать. И поскольку по законам нашего королевства брак без совместного проживания можно разорвать у нотариуса одним росчерком пера …

— Хм, удобно.

— Очень. Это все наш предпоследний король придумал… или тот, кто правил перед ним? Не помню. Уж больно часто от них жены сбегали. Или они от жен. В общем, матушка уехала, а отец развелся. На последние, оставшиеся у нас после кратковременного правления мадам Слабые Нервы деньги я торжественно открыла в деревне музыкальную школу и передала туда в дар свою чудом сохранившуюся последнюю по счету арфу. Мне просто некогда было организовывать ее уничтожение — выживание мачехи отняло много времени и сил.

— Были еще… матушки? — спросил я, уже предполагая ответ и посмеиваясь.

Синтия развела руками:

— Увы. Слух о том, что в замке графа де Фасино нечисто, отпугнул лишь немногих слабонервных. Стоило отцу посетить королевский дворец с очередной порцией агата, желающие испытать счастья вновь косяком потянулись к нашему порогу. А нам нужны были деньги. Папа сам пустил слух о том, что первая графиня де Фасино вступает в противоборство с любой претенденткой на ее место, но, как любое уважающее себя привидение, вполне может уступить и покинуть замок, упокоившись с миром, если преемница придется ей по душе и будет хорошо обращаться с ее дочерью. Отец выбирал бездетных вдов с состоянием (он всегда повторял, что дети не должны расплачиваться за глупость родителей) и без особых связей.

— Сколько их было?

— М-м-м… дай-ка посчитать… за шесть лет у меня сменилось девять мачех. Большинство нарушало третий пункт брачного договора. В нем было прописано, что супруге Филиппа де Фасино запрещено входить в комнату в восточной башне. В эйфории невесты беспечно подписывали контракт, но затем… Думаю, запрет превращал жизнь несчастных женщин в пытку.

— О да, — я потянулся. — Знать, что муж утаивает какое-то сокровище… или нечто ужасное. Тут легко напридумывать себе всяких сказок и ужасов.