Всё познается в сравнении – с непререкаемым видом твердят те, кому не доводилось узреть эту истину воочию. Всё познается в сравнении – лишь мельком подумает придавленный этой нехитрой истиной, столкнувшись с ней лицом к лицу.

Лонты, которых Таюли, в сущности, пока ещё толком не знала, стояли у непривычно длинного погребального костра. И пели вовсе не те заунывные тягучие погребальные песни, что приняты на её родине. Они слаженно выводили некий бесконечный воодушевляющий эпос о героических деяниях предков. Восхваляли эти деяния и горячо убеждали прародителей, что сами тоже не плошают. Что их не обвинить в попрании родовых традиций и воинской чести верных сынов – о дочерях упоминалось вскользь. Дескать, рожали, рожают и продолжать будут рожать героев своей земли. Ну, и понятно, украшать своей красотой эту самую землю – куда же без этого?

Отсутствие привычной рифмы немного резало слух. Немыслимая для стихов юга длина каждой строки призывала к повышенному вниманию. Эти строки напоминали морские волны: вот она нарастает, нарастает, нарастает, сбираясь с силами. Поднимается на пике своей мощи и вдруг обрушивается на берег, чтобы, угасая, вернуться к исходной точке. Смысл то и дело ускользает, но общее впечатление потрясающее.

Могучий голос непростого народа, живущего на ещё более непростой земле. Народа страшного, если тебе вздумается испытать его силу. Народа простого и милосердного, если ты в его глаза нуждаешься в сострадательности.

Таюли разглядывала освещённые языками пламени лица. И среди всего прочего ясней ясного видела невероятно огромное облегчение. Не столько оттого, что эти люди выжили – им не привыкать выживать. Они уже преисполнились надеждой навсегда избавиться от чудовищной напасти, время от времени наваливающейся на их землю. А, не успев до конца выдумать эту надежду, уже не могли удержаться, дабы не порадоваться её грядущему исполнению.

О невероятной трудности воплощения этой надежды в жизнь знали всего пятеро: четыре женщины и чужак с юга, в которых засели демоны. Ну, может ещё отчасти маленькая девочка, таковой не являющаяся.

– Меня пугает то, что их не пугает присутствие Лиатаяны, – поделилась своими тревогами Таюли.

Двуликие стояли достаточно далеко от громадного костра, чтобы ледяные демоны не применили силу и не утащили неосторожных проч. Можно было не переживать, что кто-то подслушает их речи и говорить в полный голос.

– Не думаю, что они это поняли, – задумчиво ответила Ринда, также внимательно разглядывая людей. – Скорей всего, решили, будто огненные змеи им померещились в бреду.

– Ты погоди, – невесело усмехнулась Нанти. – Вот они подуспокоятся. Жизнь войдёт в привычную колею. Тогда-то и начнут обсуждать пронёсшуюся мимо смерть. Больно уж важное событие для любого, кем он ни был. О таком невозможно не посудачить.

– Точно, – согласилась Ринда. – Тогда-то, скорей всего, самые умные и задумаются о видении, что посетило их всех скопом. Ибо такое немыслимо. Видения, как и рожа, у каждого свои. Впрочем, об этой ерунде и мы поболтаем как-нибудь на досуге. А вот что мы станем делать теперь?

– В смысле? – не поняла Таюли.

– С часу на час мужики явятся, – неподражаемо спокойно, даже равнодушно предрекла Стутти, поглаживая макушку прилипшей к ней Челии.

Как ни странно, демонюшка была до глубины души впечатлена и размерами костра, и песней северян. Глазюки шире некуда, ушки навострила. Губами шлёпает, явно повторяя слова. Если через час не забудет услышанное, бабушке Таилии с бабушкой Уналией будет, чем пополнить знания о мире.

 – Думаешь, кинутся? – не подумав, брякнула Нанти, указав глазами на Лиату.

– Пусть попробуют! – заносчиво ляпнула демонюшка, попытавшись оторваться от Двуликой.

– Стой, где стоишь, – удержала её Стутти. – Ишь, взъерепенилась. Воительница сопливая. Внимала тому, как люди прощаются, вот и дале внимай. А в беседу старших не суйся.

Что уж там подслушала Челия в её мыслях – с лёгкостью проигнорировав сказанное – неизвестно. Но тотчас успокоилась и снова вперила взгляд в поющих лонтов. Как бы там ни было, ЗУ напрасно не встревожится. Видимо, уверенность Стутти в его полной безопасности сумела убедить демона.

– И это южане считают нас дикарями! – насмешливо процедила Нанти. – Чтобы кто из наших сопляков осмелился при старших рот открыть? Однако, малая права: пускай мне только вздумают учинить драку. Нет, я не исключаю, что они попробуют. И даже могу представить, как они попробуют попробовать. Договор – куда деваться от такой несусветной важности.

– Брось, – поморщилась Ринда от её ненужной бравады. – Едва наши бабоньки узнают, что средство от лиловицы в наших руках, шагу своим мужикам ступить не дадут. Будет интересно глянуть, как у Раанов выйдет попробовать.

 – Погоди, – опешила Таюла от поразившей её неприглядной догадки. – Ты хочешь сказать, что без этого Двуликие не стали бы защищать дитя?

– Она не дитя, – холодно усмехнулась Нанти, поглаживая по головке демона. – И Двуликие, что живут с такими, как она, сотни лет, о том ведают.

– С кристальным пониманием сути подобных существ, – задумчиво пробормотал дотоле молчавший Лис.

– Что ты хочешь этим сказать? – неприязненно покосилась на него Таюли.

– Ты прошла ритуалы не так давно, – пожал он плечами, так и не посмотрев в её сторону. – По сравнению с большинством Двуликих, считай, только что. У тебя ещё не выветрились из башки привычные естественные ощущения и отношение к людям. И тем, кто под них маскируется. Ты переносишь на вторых то, что предназначается лишь первым. У тебя едва ли не материнские чувства к огненному демону. И ты по уши втрескалась в ледяного.