Юля больше не желала слушать злобные нападки, она резко встала, громко выдвинула стул и, сдернув куртку с вешалки, вышла. Хорошо хоть слезы в этот раз не появились, ну оно и понятно, сейчас она незаметно для себя перешла в состояние обостренных чувств. С ее губ готовы были сорваться слова, которые заставили бы Веру замолчать, и Юля радовалась, что вовремя ушла. Вряд ли ей удалось бы сдержаться, а выдавать себя не стоило ни в коем случае.

Она стояла на крыльце и пыталась совладать с собственными эмоциями, но сделать это было не так просто. Именно сейчас отсутствие Алексея беспокоило ее сильнее всего, а перед глазами так и стояла лестница, по которой он нес ее наверх.

— Только бы с ним все было в порядке, — прошептала Юля, сжав кулаки на удачу.

Она повернулась в сторону леса, туда ее тоже тянуло просто немыслимым образом, будто камень настойчиво звал. Слова древнего языка складывались практически в песню, казалось, что она слышит эту мелодию наяву, и в такт ей сплетались в тугую косу разноцветные линии. Второй камень рвался на свободу, он желал подняться из земли и встать бок о бок со своим собратом. Юля тряхнула головой, отгоняя наваждение, в котором чудилось, будто камни живые, и спустилась с крыльца.

Кто-то смотрел на нее, она чувствовала на себе липкий ненавистный взгляд и даже испугалась — уж не Авдотья ли находится поблизости со своими бусами. Окинув взглядом окна соседних домов, Юля заметила Анну. Та стояла, сложив руки на груди, и с презрительной усмешкой поглядывала на девушку. Потом скрутила две фиги и, качнув головой, исчезла за шторкой. Вот ведь странная тетка, не зря Вера ее защищает, два сапога всегда пара.

Юля спустилась с крыльца и неожиданно замерла посреди дороги. Она напряженно вглядывалась в ту сторону, где среди кустов пряталась невысокая сторожка, в которой, как она теперь знала, находится один из генераторов. Что-то нехорошее случилось там, и не обошлось опять без присутствия зверя. Она отошла чуть в сторону и завернула за угол, чтобы никто не увидел ее из окна, закрыла глаза и одними губами прошептала:

— Ко ахо э коэ…

Его тошнило, его буквально выворачивало наизнанку от привкуса человеческой крови, лапы дрожали и подкашивались. А еще мучительно болела прострелянная челюсть. Зверь тихонько скулил, прижавшись боком к толстому стволу и изо всех сил стараясь не упасть, он будто плакал как ребенок, которого заставили сделать что-то гадкое, противное, абсолютно противоречащее его истинным желаниям.

Когда в желудке стало пусто, Юля осторожно заставила его поднять голову и оглядеться. Окружающие предметы немного расплывались, а угол зрения у него был чуточку больше, чем у человека. Справа виднелась сторожка с распахнутой настежь дверью. Слева стояли мужчины, они склонялись над кем-то, лежащим на земле. Ваня…

Зверь вдруг взвизгнул, развернулся и из последних сил, пошатываясь, побежал в противоположную сторону. Он тряс и тряс головой, пытаясь разъединиться с бестактно вторгшимся сознанием. Девушка пожалела его и отпустила. По ее щекам катились крупные слезы, она до боли в ладони вцепилась в штакетину, чувствуя, как в кожу втыкаются острые занозы. Но ей нужна была эта боль, именно ее, чтобы заглушить ту, которую испытывал черный зверь.

Кто-то упорно тряс ее за плечо. Кое-как собравшись с мыслями, Юля огляделась по сторонам. Рядом стояла Зина и вроде бы что-то спрашивала:

— Иван… — прошептала девушка одними губами. — Он ранен…

Юля сквозь слезы увидела, как лицо у Зинаиды мгновенно побелело.

— Где он?.. — только и спросила она.

Но ей не пришлось объяснять дорогу, в начале деревни уже слышались голоса. Зина бросилась туда, прижав ладони к щекам. Юля, пошатываясь от напряжения и пережитых ярких эмоций, вышла из укрытия и теперь снова стояла посреди дороги. Несколько мужчин аккуратно несли Ивана, соорудив импровизированные носилки из длинных веток и лапника.

Внезапно откуда-то появилась Алена, она тронула девушку за плечо и тихо сказала:

— Юль, ты иди домой. Мы сейчас сами все сделаем, нам не в первой помощь оказывать. Ты не переживай, мы тут все живучие, нас так просто не возьмешь. — Она продолжала тянуть ее в сторону. — Иди, иди, Юленька, Лёша сказал беречь тебя как зеницу ока, а то вон и Анька идет, как бы о чем не догадалась.

До Юли наконец дошел смысл слов, она тихонько кивнула Алене, и побрела к дому. Женщина абсолютно права, она и так себя выдала перед Зиной. Хотелось верить, что она именно из тех, кому можно доверять.

К вечеру погода ухудшилась, морось перешла в противный монотонный дождь, беспрестанно барабанивший по крыше и стеклам. Поднялся сильный ветер, он налетал шумными порывами, завывал в печной трубе не хуже зверя и грубо срывал только начавшие желтеть листья. Мокрые и тяжелые, они без конца падали на землю. Деревья суетливо раскачивали полуголыми черными ветвями, словно пытались дотянуться до туч и разогнать их, как стаю надоедливых мух, но все было напрасно.