После Сабрины заходит Саймон с заказом на новую партию мази для суставов, за ним мистрис Грей за морской солью для ванночек, и так целый день до вечера.

Когда я закрываю аптеку и собираюсь уже идти домой, то меня накрывает уверенностью, что вот-вот и снова появится мой желтоглазый провожатый. Но, преодолев почти весь путь до дома, я его так и не встречаю, хотя порой мне все-таки кажется, что за мной наблюдают из темноты.

Дома меня уже ждут на ужин, и как только я себя привожу в порядок, начинается трапеза. За этот небольшой отрезок времени я уже довольно-таки основательно привыкла к таким вот семейным дружеским посиделкам, разговорам, обмену впечатлениями о том, как прошел день, даже если ничего особенного и не случилось.

Мы успеваем перекинуться только парочкой общих, ничего не значащих фраз, когда в двери дома кто-то настойчиво стучит. Стекло двери от ударов мелко дрожит, слегка звеня, словно предвещает некую беду, о которой не в силах поведать, лишь намекнуть таким вот нехитрым способом.

В столовую, в сопровождении Мари заходит Сэм, напарник бедного Дженсена.

– Добрый вечер!
– здоровается он, переминаясь с ноги на ногу.

– Сэм, будешь ужинать?
– приглашает тетушка, но парень отчаянно мотает головой. Выглядит он взволнованным. На его лице ни кровинки, а рука отчаянно стискивают рукоять не вытащенного из ножен короткого меча.

– Нет. Времени мало. Я тут за вами мастер Амадеус, - мне кажется, что, после этих слов, Сэмюель бледнеет еще больше.
– В Холеи совсем плохо. Наш отряд выходит на помощь. Просили привезти вас. Там очень много раненых. Их лекарь не справляется…

Эти слова невидимым знаменем повисают в воздухе. Амадеус от неожиданности шумно вдыхает через стиснутые зубы, а Мариэн застывает с широко открытыми глазами. Мы все без лишних уточнений понимаем, что ждет жителей Холея.

Дядюшка Мади откладывает столовые приборы и поднимается, чтобы собрать саквояж.

– Дядюшка, я с Вами, - вскакиваю на ноги, но тут же замираю, остановленная движением его руки.

– Нет Эми, это не место для девушек, - хмурит брови мужчина.
– Ты никогда в таких условиях не работала. Да и нужно, чтоб кто-то завтра аптеку открыл.

По его взгляду понимаю, что спорить совершенно бесполезно, но видеть посеревшее от тревоги лицо Мари выше моих сил. Что же нас ждет?

Когда за ними закрывается входная дверь, столовую пыльным ватным одеялом накрывает тревожное молчание. Мы торопливо расправляемся с остатками ужина, хотя от волнения кусок в горло не лезет, и так же безмолвно принимаемся за привычные вечерние хлопоты.

Я купаю и укладываю Есению, которая тоже, чувствуя наше настроение, ведет себя как мышонок, тихо и незаметно. Мари убирает со стола и складывает грязную посуду на кухне, а остатки снеди в холодильный шкаф.

– Мам, - уже с закрытыми веками и в полусне, хватает меня за руку дочка.
– С дедулей все будет хорошо. Не волнуйся. Мне Химера сказал.

Поправляю одеяло, подоткнув его со всех сторон, и целую Сеню в лоб.

– Ну, раз Химера сказал, - перевожу взгляд на синеглазого кота, скрутившегося клубочком тут же на постели Есении.
– Значит так и будет.

Глажу уже заснувшую дочурку по светлым волосикам и выхожу из комнаты, плотно прикрыв дверь. Кошак, если захочет выйти, сам сможет открыть. И когда только научился?! Но о подобных талантах он нас оповестил сразу, легко отворив дверь в столовую и прямо у Мари из-под носа, умыкнув со стола огромный кусок ветчины.

Тетушка на кухне моет посуду и я, не долго думая, присоединяюсь к ней, принимаясь споласкивать тарелки в чистой воде и вытирать полотенцем.

– Эми, ты… Ты не думай, что Мади хотел тебя обидеть, запретив ехать с собой и сказав, что там не место для женщин, - слегка замявшись, выдает Мариэн.

Я чуть не выпускаю из рук блюдо от удивления.

– Тетушка, даже в мыслях не было. Как вы могли подумать такое?!
– растерянно хлопаю глазами.

– Просто, там очень опасно. Раны, кровь, грязь, умершие, больные… - ее руки дрожат, и женщина опускает хрупкую фарфоровую чашку обратно в раковину, опасаясь разбить.
– Я не хочу вспоминать, но… Боюсь, нам снова грозит война…

– Ну что вы?! Может, минует… Пара стычек и все, - закусываю губу и с надеждой смотрю на нее.

– Нет, Эми, я это вот здесь чувствую, - она поворачивается ко мне и прикладывает ладонь к сердцу.
– Не минует. Мы старые уже с Мади, долго прожили, а вы. За вас обидно, особенно за наше Солнышко маленькое. Не хотелось бы, чтоб Есения видела все те ужасы, что довелось нам.

– Все будет хорошо, Мари, вот увидите, - обнимаю женщину за плечи.
– Не думайте о плохом. С утра вернется дядюшка. Расскажет, что впечатлительный Сэм преувеличил картину, и снова вас будет сердить, тягая перед обедом печенье и обувая старые изношенные тапки, которые вы всякий раз выкидаете, а он забирает и носит опять, аргументируя это их несравненным удобством, - мне удается на секунду вызвать у тетушки слабую улыбку, и я продолжаю.
– А еще мне Сеня сказала по секрету, что Химера ей обещал, что с дядюшкой Мади все будет хорошо…