Шрифт:
Гведолин протянула руку к его лицу, коснулась скулы. Терри тут же поцеловал протянутую ладонь.
— Не мешай, — пожурила она.
Накрыв ладонью глаз и половину скулы парня, Гведолин ласково улыбнулась.
— Я люблю тебя, Терри. Не представляю, чтобы я без тебя делала.
И отняла ладонь.
Терри ощупал пальцами не затекший глаз и абсолютно здоровую щеку.
— А я без тебя, — отозвался он. — Иди сюда.
Терри, притянув ее к себе, обнял, поцеловал в шею, прикусил мочку уха. Гведолин судорожно выдохнула. Губы ее встретились с губами Терри, слегка оцарапавшись о щетину, отросшую с тех пор, как он брился в доме у вдовы.
Земляничное мыло выскользнуло из рук, упало на дно бочки. И осталось там лежать.
***
Тишину лаборатории разбивал размеренный шелест механизма, притаившегося в углу. В огромном деревянном корпусе блестел металлический обод, окаймляя круг с цифрами и стрелками.
Приглядевшись, Кален понял, что это часы. Просто очень большие. В их бедной деревушке часы были лишь у владельца трактира, в котором работала мать, а позже и сам Кален.
Стараясь не пялиться на шкафы, заставленные сосудами с жутким содержимым, Кален сосредоточился на длинном столе, за которым сидела хозяйка. Перед ней бурой горкой возвышался знакомый разлапистый корень.
— Целый мешок достался нам просто так, — произнесла она. — Ты уничтожил остатки меньшего, в итоге я приобрела большее. Любопытная философия. Что думаешь, Кален?
Во-первых, Кален не знал, что означает слово «философия». Во-вторых, он вовсе не считал, что целебные корни достались госпоже просто так. Он помнил, как после лечения она побледнела, взгляд потух, а встав, пошатнулась и схватилась за него, чтобы удержать равновесие. Затем она целую свечу и огарок беседовала с Игши, рассуждая о свойствах трав и объясняя, как правильно приготовить три вида отвара, чтобы окончательно вылечить его сына.
Так что мешок с корнями солодки хозяйка получила совершенно заслуженно.
Но вслух свои мысли он, как обычно, озвучить не решился, потому просто пожал плечами.
— Значит, все еще боишься меня, — пришла к своему заключению хозяйка. Скупо махнула рукой. — Ладно, все боятся, переживу. Садись, — она подвинула ему каменную ступу, всучила увесистый пестик. — Корень следует сначала немного очистить, вот так, — она показала, как нужно. — Затем наломать мелкой соломкой и растолочь. Попробуй.
Трясущимися руками Кален неловко чиркнул по краю ступки. Растолочь корень. Что может быть проще? Совсем как на кухне у Огар-ла, когда тот поручал ему измельчить имбирь. И руки, почувствовав привычную работу, мало-помалу перестали трястись, вдавливая сухой корень в каменные стенки ступки.
— Расскажи о родителях, — внезапно попросила госпожа Лайне.
Кален давно понял, что если хозяйка расспрашивает его о чем-то, то делает это отнюдь не из праздного любопытства.
— Отец э-э… как бы… был каменщиком, строил дома. Ремеслу своему меня обучить не успел — погиб, когда мне было восемь, кажется.
— Как погиб?
Нахмурившись, Кален перестал перетирать и уставился в пол.
— Попал под экипаж.
— И с тех пор ты боишься лошадей, так?
— Как бы… да, госпожа.
— А мать?
— Служила разнощицей в трактире.
— В том самом, из которого тебя Баль забрал?
— Да.
Хозяйка сидела, подперев рукой подбородок. Глаза, цвета темного ореха, внимательно его изучали. Выжидали.
— Мама пропала пару месяцев назад. — Руки Калена вернулись к методичному растиранию корня. — Она была хорошей, очень доброй, только уходила часто. Я слышал, в трактире шептались по углам, что она гулящая… ну, вы понимаете… Но это не так! Бывало, она уходила даже на несколько дней, особенно в конце месяца, но всегда возвращалась. Пока однажды не пропала окончательно. А еще мама говорила, что у нее есть друг-егерь. Он часто угощал ее мясом лесных кроликов, маленьких диких козочек, а бывало и куропатками. Мама приносила тушки в трактир, готовила…
— Полезный друг, — кивнула госпожа. — И твоя мама отлично разбиралась в травах.
— Откуда вы знаете?
Перебрав тонкими пальцами по крепкой столешнице, госпожа Лайне усмехнулась.
— Да уж знаю. Странно лишь, что мать ничего тебе не рассказывала, ничему не учила. Странно, что ты просыпаешься голый и ничего не помнишь. Ведь не в первый раз?
Кален кивнул.
— Хорошо. То есть, плохо, но мы с этим разберемся. — Пересыпав содержимое ступки в плоскую миску, она снова наломала корней, наполнив ступку наполовину. Пробурчала, непонятно к кому обращаясь: — Засуха вас разберет, как вы все ко мне попадаете… Словно нарочно…
Глава 25. Волшебник из старой сказки
Роанна плохо помнила, как доковыляла до дома господина Карпентера — рука распухла и болела, внезапно налетевший ветер пробирал до костей, а сознание наотрез отказывалось верить в то, что произошло в лесу.
Элоиз Карпентер тут же набросилась на Лию с обвинениями и упреками. После короткой исповеди мастера, Роанна не удивилась подобному отношению. Она и не стала бы вмешиваться в чужие семейные склоки без острой нужды, особенно помня размолвку с собственной бабкой. Так что ей оставалось лишь пожалеть маленькую хрупкую сестру господина Карпентера. А еще она представила, что стала бы делать, если бы Льен пропал и нашелся. Она бы обняла брата крепко-крепко, поцеловала, прижала к себе с тем, чтобы никогда больше не отпускать.