Впрочем, луне до них не было совершенно никакого дела.

Книга не изменилась.

Как и много лет назад она была теплой. И так же притягивала, манила и звала.

Гведолин взглянула на раскрытую страницу — как обычно. А чего она ожидала? Разве за все эти годы ей попадалась на глаза какая-нибудь другая строфа?

«Справедливо утверждение, что не всякая целительница — ведьма, но всякая ведьма обязательно целительница. Целительство у ведьм в крови. Они рождаются с этим даром, однако не каждая захочет развивать его. Лечение с помощью ведьмовской силы чревато опасными последствиями для необученной ведьмы. Но те из них, что пройдут обучение, смогут пользоваться даром так, как не сможет ни один дипломированный врач. Им станет доступно исцеление таких болезней, перед которыми отступали даже самые просвещенные светила медицины…»

Верно. Сила пробудилась в ней еще до инициации. А уж после… Каких только больных ей не приходилось видеть и лечить! И каждому она старалась помочь, чем могла. Не за деньги, нет. Ей просто нравилась такая работа, нравилось помогать людям, а люди одаривали…

Додумать мысль она не успела. В лаборатории послышался грохот и звон бьющегося стекла.

Странно, слуги боялись этой ее комнаты похлеще пристанища больных проказой. Да и кто будет разгуливать в такую рань? Разве что, Огар-ла…

Наверное, она плохо закрыла дверь, в комнату пробралась кошка и скинула склянку со стола. За стеллажами с книгами, да еще и на самой высокой лестнице стремянки большую часть лаборатории не было видно.

Поминая Засуху, она торопливо спустилась, обошла книжный шкаф и… застыла.

На полу возле стола на карачках ползал Кален, торопливо пытаясь собрать осколки разбившейся реторты.

В доме тепло и вкусно пахло свежеиспеченной сдобой.

— Кладите его на кровать, скатайте валик из одеяла и подложите под ноги, — скомандовала Роанна мастеру. Когда тот уложил Варга на кровать, она стянула с мальчишки сапоги Льена, которые Льену были велики, а Варгу, конечно же, немилосердно жали. Брата она отправила намочить тряпку и принести флакон с жидкостью, которая помогает при обмороках — если поднести открытый флакон к носу пострадавшего, резкий запах пробуждает похлеще нюхательных солей. Бабка научила готовить…

— Почему он не приходит в себя? — хмуро поинтересовался господин Карпентер, разглядывая бледное лицо брата.

— Придет, — уверенно ответила Роанна. — Вот только… не нужно было его бить.

Сказала и сама испугалась собственной смелости. Ну какое ей дело до отношений в семействе Карпентеров?

— Извините, — мастер повернулся к окну и сделал вид, будто увидел там что-то интересное. — Не сдержался.

— Не передо мной нужно извиняться…

— Знаю. Просто… намучились мы уже с ним. Он ведь с самого детства такой.

— Какой?

— Жестокий, грубый, злой, — он с усилием провел пальцем по стеклу, будто стирая на нем что-то. Стекло издало мерзкий скрежет. — Откуда это в нем? Ума не приложу. Помню, началось все с насекомых. И дня не проходило, чтобы Варг не замучил какого-нибудь жука, не оторвал крылья бабочке, лапки мухе, а червяков просто резал на части и смотрел, как они извиваются.

Роанна содрогнулась от отвращения, но вслух сказала:

— По-моему, все мальчишки так делают. Из любопытства. И хорошо, если рядом найдется взрослый, который объяснит, что поступать так — жестоко.

Про то, что Льен в жизни даже мошки не обидел, она умолчала.

— Возможно. Не знаю, что отец с матерью ему объясняли. Ведь я гораздо старше Варга и когда ему было три, я уже уехал в столицу учиться на подмастерье. Конечно, я нередко возвращался домой, отмечал с семьей праздники, привозил подарки, игрушки… Но это все не то. Вместе со мной росла лишь сестра, а братьев я почти и не знаю. Особенно Сида.

— И что же Варг? — напомнила Роанна. — Ведь не в жуках же дело?

— Нет, не только в них, конечно, — ответил господин Карпентер, по-прежнему рассматривая мрачный пейзаж за окном. — Примерно год назад он принялся таскать домой животных. Матушка писала мне, жаловалась. Кошек у нас тогда было две или три. Собаки, куры, гуси. Но Варгу, похоже, было мало домашних. В нашем-то выгоревшем лесу зверей не больно много, но в соседней деревушке через два поля есть небольшой подлесок. Видимо, там он их и подбирал. Как-то раз, принес ворона с подбитым крылом. Потом у нас поочередно гостили: ежи, ужи, филин, даже белка без хвоста. Правда, белка не прижилась — отъелась и сбежала. Уж матушка в письмах так бранилась, грязи, говорила, от них много, заразы всякой. Я к животным равнодушен, но Варгу, похоже, нравилось с ними возиться, и я просил в ответ, пусть оставит все как есть. Разве плохо, что он их жалеет? К тому же ворона потом забрала к себе Лия, очень он ей по душе пришелся. А потом произошло странное… Отец уже тогда сильно болел, и я, бросив срочные заказы, приехал из столицы его навестить. Тем же вечером Лия прибежала ко мне, захлебываясь плачем. Вообще-то, девице было пятнадцать и слезы в ее возрасте — редкость. Но сестра у меня единственная и я очень ее люблю, оберегаю, как могу. И вовсе не считаю, что она… Слышали, наверное, что говоряг… Да, ладно, — мастер махнул. рукой. Задумался, потом продолжил: — Так вот, слез ее вовсе не переношу. А тут такое… Еле добился, чтобы рассказала, что случилось. Иди, всхлипывает, в комнату Варга, сам все увидишь. Кинулся на второй этаж, перепрыгивая через две ступеньки. Смотрю — дверь в комнату нараспашку, внутри — никого. А посредине стоит ворон. Глаза — стеклянные бусины, а сам не двигается. Я ближе подошел, зашикал на него. Птица не шелохнулась. Не сразу и сообразил, что это — чучело. Лия, трясясь и плача, сказала, что еще вчера ворон живой был. Только не ел ничего целый день, заболел, наверное. Она искала его по всему дому и вот нашла. Таким.

Роанна от замешательства еле выговорила:

— А он… Варг, объяснил, что случилось?

— Нет. И словом не обмолвился. Замкнулся в себе, впрочем, как обычно. Я выпорол его и до вечера закрыл в сарае. Забыл сгоряча, что там находятся мои заготовки… Разумеется, когда он оттуда вышел, от заготовок остались одни щепки. Дрянной мальчишка… После мы месяц не разговаривали. А потом я снова уехал в столицу.

— Ничего не понимаю. Возможно, взрослеет? Бабушка рассказывала, мальчишки в этом возрасте становятся упрямыми и неуправляемыми.