нике появлялась дыра. Я получал взбучку, но несколько раз я

смог сходить таким образом в театр.

Ходиляне тольков горьковскийтеатр,но такжев ТЮЗ(Театр

Юного Зрителя), в нынешний Театр Комедии, что на Невском

над Елисеевским магазином, и в иные театры. Любовь к театрам

была постоянной до выезда из Союза в Израиль, и совершенно

прекратилась в Израиле. То ли возник языковой барьер, то ли

характер игры и содержание постановок на соответствовали

моим ожиданиям, то ли это было возрастным явлением, но дан-

ный печальный факт я не могу не отметить.

Мое нелепое музыкальное прошлое имело еще одно след-

ствие. Мама в расчете на мои будущие успехи купила мне пиа-

18

Соломоник А.Б. Как на духу

нино. Она годами копила деньги на эту покупку и, наконец, свершилось. Ей удалось купить прелестный экземпляр Бек-

кера, но я им не воспользовался. Пианино простояло беззвучно

всю войну, потом все годы до нашей эмиграции. Вывезти его

нам не дали – Беккер попал в список невыездных. Нам при-

шлось продать его и купить вместо него рояль. Уже в Израиле

рояль был приведен в действие моим талантливым внуком

и используется им до сих пор. Так что доброе дело обычно при-

носит свои плоды, хотя иногда и не сразу.

Теперь о внутренних событиях в нашей маленькой семье.

Как я уже писал, мы в Ленинграде жили с одним из мами-

ных братьев, моим дядей Гришей (в оригинале – Гиршем; на идише Hirsh означает «олень»). Странно, но я абсолютно

не помню его визуально. Он отчетливо присутствовал на пери-

ферии моей жизни, но никак на нее не влиял. Помню лишь

один пронзительный случай. Дядя сидел за столом с каким-то

гостем, и они пили водку. Я поинтересовался, что такое они

пьют. Дядя налил в стакан несколько капель и предложил

попробовать. Мне тогда было лет девять или десять. Я прогло-

тил налитое, закашлялся и выскочил из-за стола. Дядя и гость

засмеялись, но мне было не до смеха. Долго еще я испытывал

неприязнь к этому напитку, пока в старших классах школы

не приобщился к выпивке. Однако пил я всегда в меру и не

чувствовал никакой зависимости от зелья, коим славится

земля русская. Дядя Гриша погиб во время блокады Ленин-

града в Отечественную войну. Просто исчез, как будто не жил.

Нас с мамой рядом не было, мы были в эвакуации.

Кроме дяди Гриши других маминых братьев я до войны

не встречал. Зато с ее единственной сестрой, тетей Машей, я

был знаком очень хорошо. Это была как бы моя крестная мама, потому что ее муж, дядя Исаак, держал меня на руках во время

обрезания. Этот обряд по религиозной еврейской традиции

означает приобщение евреев к Богу, символизирует союз

с Богом всех младенцев мужского пола. Он столь же естестве-

нен для евреев, как крещение для русских, и даже самые отпе-

тые атеисты вроде меня не в силах от него отказаться. Ко мне

тетя и дядя относились как к собственному сыну, и до войны я

ежегодно проводил у них большую часть летних каникул. У них

1. Детство 19

было два сына – Меир был старшим, а Гавриил (для близ-

ких Гава) был моего возраста и главным моим покровителем

в чуждой для меня обстановке провинциального окружения.

Они же спасли мне жизнь в первые месяцы войны, о чем я под-

робно расскажу далее.

Если уж зашел разговор о еврействе и еврейской тради-

ции, я хотел бы его продолжить. Моя мать и ее поколение

относились к тем евреям, которые почувствовали себя осво-

божденными революцией от ограничений и гонений, кото-

рым подвергались в царской России. Поэтому они с таким

энтузиазмом приветствовали Октябрьскую революцию и спо-

собствовали ее начинаниям. В первые годы Советской вла-

сти они широким потоком влились в ряды строителей нового

общества и добились в этом деле значительных успехов. Когда

Сталин выкорчевывал наивные лозунги свободы, равенства

и братства из реальной жизни страны, он не забыл и роль