Он замкнулся в себе, как обиженный ребенок и не хотел никого подпускать. Ошивался в библиотеке, блуждал по городу, подолгу сидел в пабе, продолжал работать с мистером Клаффином. Встретил девушку случайно. Она первая подошла к нему и предложила расслабиться. Её лицо было знакомо Джеймсу, но вспомнить её он не мог. В конце концов, предложение забыть на время о действительности показалось не таким уж глупым. Прийти к Фрее первым и притворяться, будто ничего не было, выдавалось ему намного глупее.

Прочитав записку, он выдохнул с облегчением. Все дни, проведенные порознь, стерлись. Казалось, Джеймс даже успел забыть, что их разделило и почему. Всё осталось в прошлом, кроме того, что Фрея и теперь его ждала, а потому не прийти он не мог.

— Чёрт, во сколько открытие? — парень суетился. Бегло принялся застегивать пуговицы на рубашке, пока не заметил, что последние две оторвались. К тому же на ней были пятна, поэтому её следовало поменять.

— Прямо сейчас, — ответил Спенсер, скрывшись за дверью шкафа. — Алисса и Дункан уже в галереи. Фрея, скорее всего, там же. Мне пришлось уйти, потому что…

— Ты можешь никому не рассказывать о том, что видел здесь? — Джеймс перебил друга. Его рассудок всё ещё был помутненным, но морозный воздух из открытого окна и ошеломительные новости немного привели его в чувство. Застегнув рубашку, он принялся за галстук. Пальцы совершенно не слушали его.

— Где ты был всё это время? — переодевшись, Спенсер подошел к Джеймсу, чтобы помочь с галстуком, что никак не вязался. — Не думаю, что это честно по отношению к Фрее, — он бросил взгляд на девушку, о которой Джеймс будто и вовсе забыл. Она удобно разлеглась на его кровати и тихо посапывала во сне, не внимая их разговору, что волновало Спенса.

— Брось. Между нами даже ничего не было, — Джеймс усмехнулся, что не смогло убедить друга в подлинности его слов. — Клянусь, — нахмурившись, ответил парень, что заставило Спенса лишь неодобрительно покачать головой.

— Ты ведь и взаправду эгоист, — Спенсер обречено вздохнул. — Тебя заботит сама Фрея или то, как тебе хорошо рядом с ней?

— Какая к чёрту разница? — бегло произнес парень, осматривая своё небритое лицо в отражении зеркала. Он уже несколько дней не брился и выглядел чудовищно не ухожено, как сам на себя не похож. — Я думал, мы покончили с этими разговорами раз и навсегда, — он махнул рукой собственному отражению. Времени не было. Джеймс засуетился в поисках одеколона, что должен был убить запах выкуренной травки.

— Если для тебя это не имеет значения, то зачем тогда всё остальное? — Спенсер продолжал стоять на месте, рассыпаясь в нравоучениях. От стойкого дыма голова начала чуть кружиться, мысли все рассеивались, язык чуть заплетался. — Это несправедливо.

— Я люблю её, ладно? Так лучше? — Джеймс провел пятерней по сальным волосам, которые давно не мыл, не находя для этого времени. Оглянулся вокруг, а затем выдохнул с облегчением, заметив чёртов одеколон на столе, сразу за печатной машинкой. — Можешь, верить мне или нет, но в любом случае это исключительно наше дело, в которое тебе или кому-либо не стоит совать нос, — ответил бегло, прежде чем выпрыгнуть в прихожую.

— Ты собираешься её оставить здесь? — Спенсер на нетвердых ногах догнал друга. Джеймс уже обувался. — Та девушка…

— Она уйдет сама. Уверен, она знает дорогу к своему дому лучше меня, — махнул рукой, набросил на плечи пальто и посмотрел сочувственно на друга. — Ты идешь со мной или остаешься? Я ничего не расскажу Рейчел, если ты…

— Ты гадкий, — Спенсер закатил глаза, схватил своё пальто и набросил быстро на плечи.

Они были в галереи уже спустя полчаса. Фрея вместе с Алиссой и Дунканом успели к тому времени уйти.

Джеймс стоял напротив портрета на протяжении пятнадцати минут, испытывая смешанные чувства. Отчасти был ошеломлен, но по большей мере недоуменен. Спрятав руки в карманы брюк, парень с силой сжимал их. Гордость царапала горло чувством вины. Фрея ушла раньше, чем он успел прийти, не намеренный этого делать вовсе из детской обиды, что вынуждала его держаться от девушки на расстоянии. Теперь же Джеймс смотрел на картину и видел в ней своего рода признание, которое не мог бы отважиться обернуть в слова. Теперь же оно выжигало в груди дыру, висело на самом кончике языка, пытало совестным упреком.

Чем дольше он смотрел, тем отчетливее становились черты лица, скрытого в мятежном порыве, что теперь одолевал его самого. Джеймс вытянул вперед себя ладонь и притронулся подушечками пальцев к изображению рук, что были в точности его. Это казалось невероятным, но в то же время едва ли чем-то новым и безызвестным. Фрея любила его и хранила не только в хрупком сердце, но и голове, откуда и был запечатлен образ. Кроме удовлетворенного эго, испытывала облегчение и душа, упоенная необычным проявлением любви девушки, чем он дорожил более, нежели чьим-либо другим чувством.