— Моя мама погибла во время бомбардировки города. Умерла под завалами, — слова царапали горло, но Фрея сочла их нужными и своевременными. Последний человек, которому она рассказывала о матери, был Оливер ещё несколько лет назад. И если бы не фотографии её образ уже давно стерся бы с памяти, невзирая на разительную внешнюю схожесть.

— Нет, Эвелин умерла не во время войны. В сущности, в её смерти даже не было чего-то трагического. Самая обычная из всех смертей, — Рейчел выдавила короткую едва ли уместную улыбку, что больно царапнула Фрею, которая успела пожалеть о своем вмешательстве. Это было лишним, хоть и сперва так не казалось. Она чувствовала себя до ужаса нелепо. Алисса сочувственно положила руку на её плечо, сжав его через плотную ткань пледа. — За неделю до свадьбы её поразило молнией. Она была у себя в комнате. Надела дурацкое свадебное платье в десятый раз и красовалась перед зеркалом, как через открытое окно её ударила молния, — Рейчел взмахнула в воздухе руками, изображая молнию. Раскат грома, раздавшейся за окном, в ту же секунду, заставил всех вместе поежиться.

— Вот, к чему приводит замужество, — попытка Алиссы пошутить не нашла отклика. — Простите, это действительно ужасно.

— Неужели ты никогда не хотела выйти замуж? Иметь мужа, детей, дурацкую собаку, — Рейчел быстро забыла и о неудавшейся шутке, и об умершей сестре.

— А кроме того бридж по вторникам, фестиваль пирогов по субботам, собрания городского совета в понедельник и совершенно никакого развития, — Алисса снова с тяжестью выдохнула. Они вернулись к истокам. Фрее стоило бы расслабиться, но она всё ещё не могла избавиться от назойливого голоса в голове, заполняющего её всю доверху колючими упреками. Зачем она рассказала о матери, когда никто того не просил?

— Ты всё переворачиваешь с ног на голову, — Рейчел закатила глаза, прежде чем отвернуться, чтобы заняться другой ругой. Притянув к себе пузырек с красной жидкостью, она достала кисточку, слегла встряхнула и провела красную полоску на длинном ногте указательного пальца. — Двое моих старших сестер вышли замуж за почетных молодых людей, состояние и ежегодная прибыль которых позволяют им ни о чем не задумываться и просто жить. Меня воспитывали исключительно для того, чтобы я прошла тот самый путь. Ты ведь родилась женщиной, что делает тебя совершенным существом от самого начала твоего существования. Всё, что тебе остается, это убеждать в собственной совершенности остальных, — со вздохом продолжала говорить Рейчел, не скрывая раздражения.

— Я и не думала, что в тебе столько самоуверенности, — Алисса выдавила слабую ухмылку. Фрея могла поклясться, что в глазах девушки появилась доля восхищения. — Вот только ты меня не убедила. Может, ли быть женщина совершенна, уступая во многом мужчине, признающим своё превосходство над ней?

— Никто не совершенен и не может им быть, — Фрея решила вмешаться в их разговор, только бы не думать больше о матери. Обе девушки умолкли, повернув к ней головы, вынуждая продолжать. — Изъяны и ошибки делают нас теми, кем мы есть — обычными людьми. Самыми обычными, ни в чем не отличающимися друг от друга, кроме самого своего существа, сотканного из неповторимых мыслей, идей, желаний и стремлений. Вы обе равны в своем праве выйти замуж за обеспеченного человека и достичь в жизни чего-то большего без чьего-либо вмешательства. Вот только ни один из этих выборов не приведет вас к совершенству, — на выдохе закончила Фрея. Она не поднимала глаз ни на одну из подруг, бегло складывая шашки и сворачивая незадавшуюся игру. В любом случае это была уже пятнадцатая партия, начатая исключительно из скуки.

Ни отец, ни мать прежде не навязывали ей замужество, как главную в жизни цель. Никто ни разу не затевал с ней разговора о будущем, и каким оно должно быть. Всё, что оставалось девушке, это наблюдать за отношениями обоих родителей и решать самой, чего ей хотелось, но лишь до тех пор, пока она не смогла бы действительно решиться на нечто большее, чем немое наблюдение.

Своенравная Ванесса жила театром, примеряя на себя то одну роль, то другую, каждая из которых оставляла неизгладимый след на её личности. Теперь Фрее было сложно вспомнить, какой мать была на самом деле, потому что большую часть времени она видела её на сцене. Стоило им остаться наедине в гримерке, дома или на прогулке, Ванесса либо бормотала под нос заученные слова, либо молчала, не уделяя дочери достаточно внимания. Фрея была любимицей отца. Он всё время возился с ней — учил читать и писать, выучил её французскому, покупал всё нужное для рисования и всякий раз хвалил, когда она приносила ему очередной рисунок. И всё же ни разу мистер О’Конелл не указывал, с чем дочери стоит связывать свою жизнь, на какое будущее рассчитывать или чего в дальнейшем ждать. Они никогда не говорили подолгу, не погружались в глубокие разговоры о важном. Ей позволили пустить жизнь на самотек.

Отец не перечил её поступлению в университет. Был немало поражен этому поступку, но всё же противиться не стал. «Я поддержу тебя в любом твоем решении» — звучало вполне обнадеживающе, пока решение Фреи не стало противоречить воли отца.

Её познания в любви ограничивались сюжетами книг, в которых действительность была неизменно приукрашена. В несформировавшемся сознании Фреи любовь была тонкой материей, сотканной из полунамеков и бережных касаний, утаенных от посторонних глаз. Чувство, разрывающее грудную клетку, сокрушающее здравый рассудок и заполняющее всё тело доверху приятным волнением и трепетом. Мать умерла прежде, чем Фрея прочитала первую книгу, преисполнившую её ложным чувством, а потому не видела любви, каковой та была в действительности. Вне четырёх стен собственного дома ей больше негде было её повстречать, поскольку мир за пределами разыгравшегося воображения перестал существовать. Она и не заметила, как её картины стали полны иллюзий и обмана.

Джон вовремя подвернулся под руку. Фрея томилась в переплете выдуманных страстей, когда настоящее признание в любви к ней самой во многом воодушевило её, прежде чем опустить с небес на землю. Оказалось, что любовь не вскруживает голову, не вызывает трепет, совершенно не вдохновляет. И всё же она заставила себя поверить в искренность собственных намерений, выстроить перспективу будущего, где она была рядом с Джоном, который преданно и самозабвенно любил её так, как Фрея никогда не смогла бы.

Девушка полагала, что это она была неправильной. Должно быть, внутри неё был сломан механизм, отвечающий за способность любить. И всё же, когда Джон сделал ей предложение и спросил вместе сбежать в Америку, Фрея оказалась приятно взволнована. Она перепутала любовь с адреналином, вскипятившим кровь. И когда отец произнес своё первое «нет», Фрея осознала, что выбора у неё никогда, в сущности, не было. Ей просто не давали этого понять прежде, обнадеживая пустым молчанием.

— В этой мысли есть доля здравого рассудка, — произнесла Рейчел, обернувшись обратно к столу, чтобы продолжить незатейливое занятие. — Вот только боюсь, Алисса тебе возразит. Быть идеальной для неё важнее всего, — вдобавок хмыкнула девушка.