Ощущение надвигающейся душной опасности.

Ну что за глупости! С этой мыслью я падаю на разложенный широкий диван, даже не раздеваясь и прикрывая уши подушкой. В открытое окно вместе с тёплым ночным воздухом доносятся отголоски «гулянки» — шум голосов, обрывки песен и смех, слышится бренчание гитары, к которым присоединяется неожиданно то ли аккордеон, то ли баян, не могу разобрать.

Да и не хочу я ни в чем разбираться. Все, что мне нужно — это успокоиться и задремать. Кажется, к сну урывками после приезда сюда я уже привыкла, вот и сейчас он мне необходим. Но, несмотря на все старания, я кручусь и верчусь, не нахожу себе места. Мне жарко, беспокойно, внезапно начинает давить неизвестность, отрезавшая меня от мира на целые сутки.

А вдруг там что-то случилось, без меня? А я ни слухом, ни духом, лежу здесь… прозябаю.

— Перестань истерить, не будь идиоткой, — шепчу сама себе. — Это всего лишь интернет-зависимость, ты сама над этим не раз смеялась.

Но одновременно с этим я чувствую, что уснуть всё-таки не смогу — я слишком нервничаю. С этой мыслью встаю и включаю торшер, стоящий на тумбочке неподалёку. Прохожу из угла в угол, рассеянно оглядываясь. Часы над столом, за которым когда-то учился Артур, показывают половину второго. Еще целых полтора часа — очень мало, если мерить это время моей обычной загруженной жизнью, когда не просто часы, а дни и недели пролетают так, что не успеваешь оглянуться. И ужасно много, если как я сейчас — застряла в месте, где все не твое, где ничего не происходит — а если и происходит, то такое, что размазывает тебя по стене еще больше.

Решаю еще раз умыться, сменить одежду и ополоснуться из кружки, сливая воду в ведёрко, чтобы убить время — теперь меня даже радует отсутствие особых условий здесь. Развесить влажные полотенца, найти новое чистое платье и причесаться занимает еще полчаса. Уже где-то начало третьего, звуки активных гуляний стихают, в окно только изредка доносится какой-то шум. Кажется, народ расходится, разбирает столы, несёт в дом остатки еды — большой хозяйский дом изнутри наполняется звуками суеты и хлопот, которые очень быстро сходят на нет. Под покровом ночи, я подозреваю, местные хозяюшки делают только самое необходимое, оставляя часть работы на завтра, которую предпочитают делать при дневном свете.

Вскоре все стихает и в доме, только с улицы долетают звуки случайных шагов — это последние гуляки возвращаются домой. Кто-то бредёт мимо моих окон к ограде, чтобы вернуться к себе, а кто-то покрикивает, чтобы и ему освободили место на каких-то лавках — похоже, народ собирается заночевать возле хозяйского дома под открытым небом, видимо, не в первый раз.

Проходит еще десять минут, и все вокруг успокаивается, только громкое стрекотание сверчков и резкие вскрики ночных птиц, притаившихся в густых крона тополей, прерывают покой, опустившийся на землю и окутавший усадьбу плотным покрывалом.

И в эти самые минуты я решаю, что пора идти. Пусть немного раньше, пусть еще совсем темно — Артур говорил, чтобы я собиралась около четырёх, когда небо уже сереет перед рассветом, а сейчас вокруг кромешная темень, такая, какая бывает только за гордом, не тронутая ни светом витрин, ни случайными огоньками из окон.

Хутор спит — и погрузился в сон он так быстро, что тишина, сваливавшаяся на меня, с каждой секундой становится все тяжелее, давит и усиливает тревогу. Мне неуютно в таком первозданном покое, который так редко можно поймать в современном городе. И поэтому я его не люблю.

Быстро взобравшись на подоконник и свесив ноги вниз, совсем как Артур недавно, не глядя, я прыгаю. Здесь совсем невысоко, но я ухитряюсь приземлиться в какой-то колючий куст, а выбравшись, вступаю ногой в еще один и еще. Что за чертовщина, это что — репейник? И только спустя пару минут, натыкаясь на забор, понимаю, что под окнами находится палисадник, в котором растёт то ли малина, то ли крыжовник. Всё-таки, знать местность, по которой бредёшь почти вслепую — не лишнее дело. Именно это я решаю про себя, переступая через заборчик и останавливаясь, чтобы сориентироваться, куда идти.

Зря я не взяла телефон — там всё-таки фонарик. Я оставила его на столе, не зная, что дорога совсем не освещается. К тому, что здесь нет ни одного фонаря, по крайней мере, работающего, я оказалась не готова, поэтому стою, хлопая глазами и стараюсь привыкнуть к темноте.

Постепенно окружающий мир начинает проступать для меня. От палисадника, из которого я только что выбралась, идёт небольшая протоптанная дорожка — мимо амбаров и сараев, мимо каких-то низеньких пристроек — прямо к воротам, ограждающим усадьбу. И ведёт она не к главному входу, а к заднему, запасному — все правильно, как говорил Артур.

Теперь я в поле, которое простирается, огромное и загадочное, до самого горизонта — его я могу только угадывать. Позади меня — усадьба, от которой я отдаляюсь все дальше и дальше, а над головой… Поднимаю глаза и застываю в немом восхищении.

Над головой у меня — все звёзды мира. Я как будто впервые по-настоящему смотрю в небо — еще никогда я не видела его таким, не подозревала, какая красота прячется рядом, теряясь в бликах неоновой рекламы, осветительных башен и ярких огней городов — не только больших, но и маленьких. Даже в нашем городке я не замечала такого, хотя звёзды у нас были ярче, чем в столице.