Шрифт:
— Язва!
— Приятно познакомиться.
— Ну, держись у меня! — и он набросился на меня с поцелуями, всем телом прижимая ко скале.
— Погоди! — вскрикнула я, сжимаясь и уворачиваясь.
— Что случилось?
— Погоди. Меня кое-что беспокоит, — сказала я серьёзно и села, глядя ему в глаза. — Я не могу понять одну вещь. Почему пламя отдалось мне?
— Ну, кто его знает? Древняя магия иногда странно себя ведёт. Может, потому что мы не люди. Или потому что мы сдуру стали брать его одновременно…
— Но ведь чтобы получить пламя, нужна королевская кровь, не так ли?
— Насколько я знаю, да. Но кто может на самом деле знать, в ком она намешана? Вылез у тебя какой-нибудь ген. Может, кто-то из твоих предков и правда был королём. Мало ли, от прохожего молодца. Нет, я не хочу обидеть твоих многоуважаемых предков, но…
— Это, конечно, возможно. После революции в нашей стране возникло много путаницы. Да короли тоже люди. Однако у нас последний король, царь то есть, жил поколения за четыре до меня. Поэтому всё это мне не нравится.
— На что ты намекаешь?
— Да я не намекаю. Я прямо спрашиваю. А что если мы с тобой родственники?
— С какого ещё перепугу? Я что, единственной на свете из королевской семьи и мы росли с тобой в одном городе?
— С такого перепугу, что пока я не выясню, откуда у меня королевская кровь, все монархи — мои потенциальные родственники.
— Не смеши меня! Что за паранойя? Даже если бы мы были родственниками, то уж точно очень-очень дальними. Фейской крови в тебе нет, а насколько я знаю своих родственников по отцовской линии… Короче, это невозможно!
— Может, и невозможно, но мне всё равно от этого как-то неуютно.
— И что теперь, больше никакого секса, пока ты не проверишь свою бредовую гипотезу? Ещё интересно, как ты это собираешься делать…
— Не вижу в ней ничего бредового! — возмутилась я. — Это слишком большой риск!
— Но мы же всё равно как-то трахались до сего дня!
— Но мы же не знали, а теперь знаем! Как это знание отменить?
— Это же полный идиотизм!
— А если я залечу? Ну, пойми, я просто не могу теперь об этом не думать!
— Нет, я не понимаю, — жёстко сказал Эльдис, вставая. — И, может быть, мне следовало раньше заметить, что мы НАСТОЛЬКО разные, что не можем друг друга понять.
Он отошёл шагов на сто и сел на камень ко мне спиной.
У меня внутри всё сжалось, словно я падала в пропасть. Как если бы в нём сейчас что-то сломалось бесповоротно. Я почувствовала себя совершенно одинокой посреди этой каменной пустыни в незнакомом мне мире. А Эльдис вдруг сделался чужим, незнакомым и равнодушным. Этот его ужасный взгляд, этот холодный тон, которым он сказал последние слова… Что если он никогда больше не будет прежним? Как я вынесу это? Что мне делать? Мне захотелось прыгнуть в пропасть — прямо сейчас. В эту пропасть, которая несоизмеримо меньше той, что разверзлась сейчас между нами. Вот и всё… Из-за какой-то ерунды…
Однако я понимала, что дело было вовсе не в ерунде. Я прекрасно знала, что мы происходим из настолько разных миров, что это был всего лишь вопрос времени — когда же выяснится, что мы несовместимы. Не может быть такого чуда, чтобы мы могли подходить друг другу. Что-то непременно всегда случается. Что-то, на первый взгляд, пустячное, но показывающее истинную природу вещей. Мы по-разному смотрим на мир. И между нами пропасть.
Но что будет с ним, с его миром? Нет, я должна продержаться до конца этой войны. Я должна помочь ему победить. Я люблю его. Я ещё могу быть ему полезна. Я должна что-то сделать. Хотя бы попытаться объяснить, почему я это сказала. Пусть он не соглашается, но хотя бы увидит реальность. Да — то, что мы разные. Но я есть, и готова идти с ним до конца. И не предам его ни за что.
Я встала, подошла к нему и села на камень напротив него.
— Давай поговорим, — сказала я грустно. Он промолчал, глядя себе под ноги. — Хотя бы ради того, что нам предстоит. Нам нельзя сейчас разругаться. Пожа-алуйста…
— Говори, — мрачно процедил он.
Мне не было толком понятно, что такое с ним произошло и на что он взъелся, но я чувствовала, что я что-то должна объяснить.
— Когда мне было семь лет, я случайно застукала родителей, занимавшихся сексом. В общем, маме пришлось рассказать мне, откуда берутся дети. Эта информация обрушилась на меня, как ушат дерьма. Кроме прочего, я узнала, что отчим — не мой отец, а отца я никогда не знала. А ещё — что мне в будущем предстоит со всей осторожностью выбирать себе мужа — так, чтобы он не оказался моим сводным братом, иначе я могу родить инвалида… Больного ребёнка. В нашем дворе жил один мальчик с… В общем, он не мог ни ходить, ни говорить нормально. Он был весь скрюченный, его возили на коляске. Даже ложку сам не мог держать. Я тогда очень испугалась. Потому что как это проверишь? Потом другие люди — сильно религиозные — сказали мне, что больные дети рождаются в наказание за грехи, а кровосмешение — это тяжкий грех. Я долгое время не могла отделаться от мысли, что мне лучше никогда не заводить детей. Потом я стала старше, и этот страх ушёл, а сейчас вернулся.
Эльдис поднял на меня глаза, и я продолжила:
— Но ты ведь не только из-за этого на меня рассердился? Не только из-за того, что я с тобой не согласилась?
— Ты разговаривала, как сумасшедшая, и совершенно меня не слышала. Кровь, шмовь. Такое ощущение, будто ты из Альянса!
— Видимо, так это и выглядело. Прости. Я очень тебя люблю и не хочу, чтобы что-то сейчас встало между нами. Чтобы что-то сломалось. Но я ничего не могу поделать со своим страхом. Я боюсь, что теперь, когда мы знаем, это может принести нам беду. А нам нельзя рисковать, когда там предстоит ТАКОЕ.