— Шампанского? — предлагает он, — тебе сейчас можно.

Ну да, можно — резерв-то пуст.

— Немного, — пожимаю плечами я, глядя на извлеченную следом бутылку и подмечая, что шампанское-то тоже не из дешевых.

Совсем не из дешевых.

Но Максвелла, судя по всему, это волнует мало — он с легким хлопком открывает шампанское и наполняет бокалы золотистой жидкостью.

— За тебя, — улыбается уголками губ и осторожно касается своим хрусталем моего.

Некоторое время мы едем в тишине. Вертя в пальцах тонкую ножку бокала, я размышляю о вчерашнем разговоре с Ирмисом. Затрагивать эту скользкую тему сейчас не хочется и решение напрашивается само собой: я откладываю все выяснения на послепраздничную рутину. Ни к чему об этом говорить сейчас.

— О чем задумалась? — считывает мое выражение лица инквизитор.

— Так, о разном, — я ставлю бокал на откидной столик и расстегиваю шубку. Мужчина внимательно следит за моими движениями и, стоит мне только сбросить тяжелый мех с плеч, сразу поворачивает рычаг включения отопления. Эта забота приятна и в какой-то степени даже уже привычна, поэтому я не удивляюсь. А затем Риндан пересаживается на мою сторону, сбрасывает пальто и прижимает меня к груди.

— От тебя табаком пахнет, — жалуюсь я, прикрывая глаза.

— Это не я, это Вальтц, — в тон мне отвечает он, — даже не думал, что он такой куряга.

— Ты давно его знаешь?

— Давно, — он замолкает, а затем вновь начинает говорить, — познакомились три года назад, он заезжал на север по одному делу. А затем меня откомандировали в столицу на полгода.

— И как столица?

— Суетливо, фальшиво, людно, — вздыхает он, — в Лаерже мне нравится на порядок больше.

— Что? — отстранившись от инквизитора, я неверяще смотрю на мужчину, — у нас?!

— Здесь тихо и спокойно, — с легкой улыбкой объясняет он, — не люблю суету.

— А почему тебя перевели?

Вопрос я задаю спонтанно, не желая этого и тут же замолкаю, понимая, что копнула глубже, чем рассчитывала. Но Максвелл не удивляется — протягивает руку и пропускает сквозь пальцы выбившуюся из узла волос прядь.

— Лгать не буду. Возникли некоторые сложности и меня попросили сменить место работы.

— Что за сложности? — поднимаю бровь я, но тут же понимаю — на этот вопрос ответа уже не получу.

— Я расскажу тебе потом. Обязательно, — и Риндан вновь привлекает меня к себе, целуя в макушку.

Мы останавливаемся спустя полтора часа на каком-то придорожном постоялом дворе. Здесь тоже развернуто какое-то подобие ярмарки и, направляясь к удобствам, я мельком пробегаю глазами по вывешенным цветастым платкам и выложенным в ряд расписным пряникам.

Горячей воды в кране нет — я быстро ополаскиваю руки под струей ледяной воды, разглядывая свое отражение в зеркале и констатируя, что румянец мне идет.

Максвелл уже ждет меня у дилижанса. Он выглядит хмуро и украдкой подавляет зевок.

— Ты не спал, — напоминаю я, когда экипаж вновь трогается.

На этот раз мои слова без внимания не оставляют.

— Да, — покладисто кивает мужчина, — пожалуй, час отдыха мне не помешает.

Он засыпает, кажется, мгновенно — как только его голова касается моих колен. Чувствуя легкую тряску, я гляжу в окно, поглаживая мягкие волосы Риндана и слушая его мерное дыхание. Мы едем по проселочной дороге через лес — и толстые стволы высоких сосен, засыпанных снегом, порождают в моей душе ощущение беззаботности и легкости. А ещё — защищенности — такой, как была только в детстве.

В Нойремштир — маленькую туристическую деревушку — мы въезжаем через западные ворота. Караульный гвардеец быстро проверяет наши документы и шлепает красную печать на путевой лист. Разбуженный две минуты назад Риндан сонно хлопает глазами, напоминая мне мальчишку, которому рано утром надо в школу. Он недоуменно озирается, но на удивление быстро приходит в себя, доставая из внутреннего кармана пальто удостоверение и хмуро уточняя у гвардейца причину остановки.

— Внутреннее распоряжение, — не сдается тот.

Низкие ворота распахиваются, пропуская нас внутрь.

— Странно — впервые слышу о таком распоряжении, — замечает Максвелл, отодвигая оконную шторку. Внутрь экипажа тут же врываются отдаленные звуки музыки.

— Может, в связи с праздником, — допускаю предположение я.

— Или с близостью пустошей, — пытается шутить он.

Пустоши Шарры здесь действительно рядом — кажется, протяни руку и дотронешься до огромных обугленных валунов, стоймя стоящих на каменном, продуваемом всеми ветрами плато. Лобное место — общая могила многих сотен одаренных. Говорят, что даже сейчас, если прислушаться, можно услышать многочисленные крики и стоны тех, кого сожгли там несколько веков назад.