— Правда, что? — осторожно подталкиваю к продолжению.

— Правда, однажды он чуть не потерял семью, — будто выныривает из грустных воспоминаний Риндан, — я родился через год после свадьбы, а затем отец погрузился в работу. Консультирующий инквизитор, куча интересных дел, разъезды по стране… Я на него похож, кстати. Тоже трудоголик, тоже… — мужчина осекается на полуслове и как-то виновато глядит на меня, — в общем, когда мне было четырнадцать, мы с матерью переехали в Рейлин. Она не могла больше выносить отсутствие супруга дома. Гордая женщина, что поделать, — он коротко улыбается.

— И что отец?

— Отец вовремя опомнился. Но, с другой стороны, выбора, по сути, и не стояло — или работа, или семья. Он оставил свой пост, приехал в Рейлин и устроился рядовым инквизитором. А затем почти год вымаливал у матери прощение.

— Они так и не уехали оттуда, — понимающе киваю я.

— Да. Матери опостылел вечно пустующий дом в пригороде столицы, она даже за вещами отправлять не стала. Продали так, с мебелью и всем полагающимся. Небось, новые хозяева были рады.

— Ещё бы, — фыркаю.

— Но отец свою ошибку осознал, — кивает Максвелл, будто подтверждая мои предыдущие слова, — через год родилась Айрин, потом Эльма, потом Мирри.

— Твои сестры, — констатирую, уже видя подтверждающий кивок.

— И, знаешь, иногда мне кажется, что, будь детей больше, они бы все были девочками, — внезапно огорошивает Риндан, — но, признаюсь, больше девочек наш дом уже не выдержит.

Я тихо смеюсь, глядя, как улыбается инквизитор.

— Нет, ну а что? — делано-возмущенно заявляет он, стоит мне затихнуть, — все комнаты в куклах, рукоделии и сладостях! Лошади на конюшне — с косичками в гривах, даже жеребцы! Я однажды сел на иглу для вышивания бисером! И как отец это терпит?!

— Я думаю, он смирился, — всхлипываю я, чувствуя, как ноют от смеха мышцы пресса.

— Это да-а-а, — задумчиво протягивает Максвелл и внезапно понижает тон, будто желая сообщить нечто сокровенное, — знаешь, я иногда ловлю их с матерью взгляды, когда они смотрят друг на друга. И, честно — отдал бы все, чтобы у меня было так же.

Он не рассказывает — информирует. Не в силах выдержать прямого взгляда, я опускаю глаза, разглядывая витиеватую вязь скатерти. Как… интересно все складывается.

— А твоя семья? — вырывает меня из размышлений мужской голос.

— Что тебя интересует?

— Да, собственно… вас вырастил отец?

— Не совсем, — после откровений Максвелла мне все меньше хочется делиться своими, — он сложно перенес смерть матери. Собственно… — не в силах продолжить, я замолкаю.

— Это то, о чем я думаю? — тихо уточняет Риндан.

— Возможно, — я все ещё не могу поднять на него глаза, — он… редко появлялся дома, нами занималась экономка. Хорошая женщина, — при мысли о миссис Эбботс я наполняюсь теплом, — она умерла, когда мне было семнадцать.

— А отец?

— Двумя годами раньше. Похоронами Джо занимался, мы только приехали на кладбище.

— Джо — это…

— Тогда ещё жених сестры. Они тоже рано познакомились. Поженились, когда Адель исполнилось двадцать. Я жила с ними до рождения Лоя, а затем, уже после пробуждения дара, уехала в Лаерж.

— Значит, ты здесь с начала своей дознавательской карьеры?

— Вроде того, — улыбаюсь я, глядя, как мужчина наливает мне компот, — уже почти пять лет. Вначале, конечно, думала, что ненадолго…

— … но нет ничего более постоянного, чем временное, — усмехается Максвелл, опустошая стакан. Бросает взгляд на часы и удивленно глядит на меня, — Мейделин, час ночи! Быстро в кровать!

Спать мы идем не сразу — я долго вожусь в ванной, разбирая непривычную прическу, а затем прочесываю волосы до тех пор, пока зашедший Риндан не отбирает расческу и в шутливой форме не загоняет под одеяло.

Сам инквизитор ложиться не торопится — тоже посещает ванну, долго шумит водой, а вернувшись, ещё раз пробегает взглядом записи. Я уж было тянусь за книгой, чтобы продолжить чтение, но мне не дают — ультимативно гасят свет и одаривают долгим поцелуем. Уютно устроившись на груди мужчины, я уплываю в сон, чувствуя, как его пальцы путаются в моих волосах.

Просыпаюсь я рывком и сразу открываю глаза. В окна смотрит серое предутрие, подсвеченное снизу фонарями. А Риндан… Риндан тёмной тенью движется по комнате.

Прикрыв глаза, я наблюдаю за ним — не столько пытаясь понять, сколько ощущая, насколько важно сейчас не выдать себя.

Света в комнате мало — но его вполне хватает, чтобы видеть, как инквизитор надевает свитер, долго роется в своей сумке и, подхватив какой-то сверток, выходит в прихожую. Обуваться не спешит — видимо, подхватывает сапоги и снимает с вешалки дубленку — и почти сразу тихо притворяет за собой дверь.