— Вроде того, — и я кратко рассказываю о печальных событиях нашего рода.

Инквизитор внимательно выслушивает и, стоит мне замолчать, тут же резюмирует:

— К сожалению, такое почти в каждой семье. У нас тоже погибли там предки.

— Варварство, — констатирую я, поджимая губы. Тему продолжать не хочется — и мужчина это понимает. Успокаивающе поглаживает мои пальцы и ведет мимо ратуши — к ярким огням центрального праздничного древа.

В гостиницу мы возвращаемся в обед. Пока я переодеваюсь и грею озябшие руки под струей горячей воды, Риндан заказывает еду, а затем занимает письменный стол. Он долго скрипит переносным пером, склонившись над листами бумаги. Я смотрю на него от окна и вижу другую картину: ночь, фонарный столб и его лицо. Другое. Незнакомое мне.

Интересно, смогу ли я добраться до истины?

Неприметный портье — тот же, что провожал меня накануне — появляется до прихода служанки. Он принимает из рук Максвелла несколько темных конвертов и тихим невыразительным голосом сообщает, что все письма найдут адресатов сегодня же. Инквизитор кивает и, видимо, сочтя работу завершенной, поворачивается ко мне.

— Я заказал экипаж на пять вечера. Около восьми будешь дома.

Я киваю, глядя, как он приближается.

— Ты останешься?

— Не в этот раз. У меня дежурство, а затем нужно успеть собраться.

Понимание того, что это наш последний разговор наедине перед днем Отца приходит постепенно. Бросив беглый взгляд на кресло, у которого обретается полупустая сумка, я не сразу решаюсь на отчаянный шаг. Мешкаю, сомневаюсь, но бессознательное в итоге берет верх.

— Подожди минуту, — прошу, уже отходя к сумке.

Шарф — темный, теплый, приятный к телу — ложится в мои ладони как родной. Я не позволяю себе больше размышлять — и поднявшись на ноги, возвращаюсь к окну.

— Это… — слова внезапно ускользают и я сбиваюсь, чувствуя, как запылали щеки. Но Максвелл не спешит на помощь — стоит, опершись на подоконник, и серьезно глядит на меня, явно понимая, что происходит.

И это бодрит сильнее ледяного душа зимой.

— Я понимаю, что в день Отца не принято дарить подарки другим людям, — все же нахожу я слова, — но, мне бы хотелось… в общем, вот, — окончательно вспыхнув, я вручаю ему шарф и, будто боясь обжечься, отступаю на шаг. Но завершить бегство мне никто не дает — Риндан шагает следом за мной и, в мгновение достигнув, прижимает к груди. Он не говорит ничего — лишь прижимается губами к моей макушке и застывает. И я облегченно прикрываю глаза — благодарности в этом простом жесте куда больше, чем в словах.

Дребезжание тележки я слышу первой и успеваю отступить от инквизитора буквально за миг до того, как в дверь стучат.

— Вам приготовить закуски с собой? — уточняет женщина перед тем, как приступить к сервировке.

Максвелл вопросительно смотрит на меня, но я качаю головой — мне вполне хватит обеда. И мужчина, кажется, думает так же — вежливо отказывается и, извинившись, выходит из комнаты, оставляя нас наедине.

— Сегодня уха, — горничная остро чувствует мое нежелание тишины, — на второе — курица в сливочном соусе с пюре из сельдерея. Если желаете, могу предложить альтернативу.

— Не нужно альтернативы, — отказываюсь, — я люблю птицу.

Наверное, это топит невидимую грань между нами. Раскладывая приборы, женщина поднимает голову и будто невзначай замечает:

— Впервые в жизни мистер Максвелл приехал со спутницей.

Информация блещет новизной.

— Вот как, — вежливо улыбаюсь я, — и часто он здесь бывает?

— Пару раз в год. Он наш постоянный гость, — сообщает горничная и, видимо, сочтя диалог законченным, водружает на стол супницу. Сложив руки на груди, я гляжу на исходящую паром посудину, понимая — все далеко не так просто, как казалось с утра.

Уха вкусная. Вылавливая из прозрачного бульона кусочки рыбы, я старательно обдумываю новые вводные. Максвелл, напротив, увлечен едой — будто бы и не завтракал с утра. Но чужой аппетит увлекает — я с удовольствием поддаюсь и своему, опустошая тарелку в два счета.

— Добавки? — лукаво интересуется Риндан.

— Нет, — смеюсь я, понимая, что надо оставить место и для курицы.

Интересно, в какое такое управление ходил инквизитор? Надо бы навести справки — Нойремштир относится к лаержской крепости и всех обвиняемых обычно везут к нам. Если что-то здесь и есть, то явно маленькое и относящееся больше к защите интересов мирных граждан, а не к институту дознания.

Надо у Ирмиса поинтересоваться — как раз его территория.

— Твоя сестра живет в Лаерже? — прерывает мои размышления мужской голос.

— В Лойсе. В часе езды.

— Далековато, — замечает Риндан, передавая мне салфетку, — часто видитесь?

— Стараемся каждую неделю. Не всегда, конечно, выходит, но… — салфетка обретает хозяйку и я только сейчас замечаю тонкий узор на ткани, дублирующий орнамент стен, — работа иногда сильнее.

— Вот и у меня так, — соглашается Максвелл, — работа сильнее… почти всегда.