— Интересно, каким образом? — вскидываю голову.

— Риндан сообщил, что вы любопытны, — улыбается мужчина, — и что Нойремштир дрожит после вашего приезда.

— Я не страшная, — качаю головой.

— Согласен. Но предполагать, что вы не смогли сложить два и два после поездки — глупость. Так что же вам интересно, мисс Локуэл?

Смерив инквизитора веселым взглядом, я иронично качаю головой:

— Вряд ли вы потешите мое любопытство, Вальтц.

— А вы попробуйте, — мужчина отпивает жидкости из чашки и довольно щурится — как кот, наевшийся сметаны, — мой контракт другого рода и не предполагает конфиденциальности.

— Интересно, с чего бы мне вдруг быть удостоенной этой чести? — продолжаю гнуть свою линию я.

Поведение инквизитора абсолютно нелогично и вызывает у меня только вопросы. Но Вальтц, кажется, не удивляется — отставляет чашку и, отложив в сторону так и не съеденный миндаль, испытывающе глядит на меня:

— Мне кажется, что вы чересчур активны, мисс Локуэл. Назовем это, скажем… м-м-м… превентивным информированием. Считайте меня своим тайным другом, способным пролить свет на интересующие вас вопросы.

Звучит логично и соблазнительно. Я некоторое время смотрю на инквизитора, будто пытаясь углядеть подвох. Но нет — Вальтц спокоен. Его руки расслабленно лежат на коленях, а в воздухе не проскакиевает ничего, кроме бесконечного спокойствия.

Наверное, именно это и побуждает меня к диалогу.

— Каким образом инквизиторы были связаны с Моррисом? — тихо спрашиваю я, видя, как подскакивают брови мужчины.

— И до этого додумались, мисс Локуэл. Сами или…

— Сама, — киваю.

Не хватало ещё Джо подставить!

— С чего вы вообще взяли, что они были связаны?

— Догадалась, — я не собираюсь посвящать инквизитора в дебри своей логики.

Работает. Нет, инквизитору интересно — но он явно не готов сейчас устраивать мне допрос с пристрастием. Но отвечать он тоже не спешит — не торопясь отодвигает шторку, являя мне заснеженное поле за окном, поворачивает вентиль обогрева и наливает себе ещё чая. И лишь затем поворачивается ко мне:

— Я уже говорил, что нам нужно было закрыть архив?

— Говорили, — чувствуя, как нагрелся воздух, я сбрасываю шубку и пристраиваю её на сиденье рядом.

— Так вот: для закрытия архива такого масштаба требуется весомый повод. Его предложил Лоуренс: подделка документов — серьезная проблема, требующая пристального внимания.

Думать, что это значит, долго не приходится.

— Значит, мистер Максвелл знал, что это… — я не нахожу правильного слова и окончательно затихаю.

— Ширма, да.

Скривившись, я до боли в глазах вглядываюсь в окно. Белое поле сменилось порослью молодого леса. Красиво, должно быть, весной…

— Мисс Локуэл, он никоим образом не хотел вас задеть, — тихо информирует меня Вальтц, — просто нам нужен был кто-то, обладающий авторитетом и способный поднять тревогу. Вы отлично подошли на эту роль.

Прижавшись лбом к оконному стеклу, я лишь выдаю утвердительное мычание. Слов нет, мыслей тоже. К тому же, я явно потеряла контроль над своими эмоциями, не подумав о завесе отрицания, и теперь экипаж полон пережитков моей души: здесь и досада, и злость, и какая-то затаенная, тупая боль. Даже не знаю, как я объясню это Вальтцу, но…

— Мейделин, — голос за спиной звучит устало, — простите. Я не хотел причинить вам боль. Просто не подумал.

Я закрываю и открываю глаза. Обидно. Просто очень.

Но Вальтц ведь в этом не виноват.

— Ничего, — я все же отрываюсь от многострадального окна, — я в порядке. Продолжайте.

Инквизитор понимающе кивает:

— Обязательно. Но давайте прежде уберем все это? — он обводит рукой дилижанс, где уже тают мои выплеснутые эмоции.

Я согласно киваю и уже через миг с моей ладони срывается легкое заклинание ветра, которое уносит все лишнее за пределы кабины. А у меня одновременно с этим появляется ещё одна мысль.

— Вальтц, вы ведь тоже работаете в сфере эмоций?

— Верно, — кивает мужчина.

— В таком случае, объясните мне, как так получается, что они скапливаются без выхода? Ведь… — окончательно запутавшись, я замолкаю и задумываюсь.

— Ведь… — протягивает Вальтц, явно предлагая мне закончить.

Приглашением, особенно таким явным, воспользоваться придется, но прежде я воскрешаю в голове все, что касается этого странного феномена.

Эмоции — они как аромат праздничного гуся, которого так любит готовить Адель. Я стараюсь не пропускать те минуты, когда кухня заполняется потрясающим ароматом запеченного мяса, смешанного с тонкими нотками брусники и светлого пива. Правда, эта сказка всегда заканчивается одинаково: ворчанием сестры и распахнутым окном, через которое и улетучиваются даже воспоминания об этих чудесных мгновениях.