И та покорно расступается, преклоняется перед ним, признавая хозяином, а потом тает бесследно, вновь становясь обычным ночным сумраком.

— Миранда, ты дрожишь…

Эдвард опускается рядом, притягивает к себе. Меня действительно бьет крупная дрожь, а по щекам текут слёзы. И я не понимаю, от ужаса они или от облегчения.

— Страшный сон? — Рыжий мимолётно касается лба губами. — Хочешь, побуду с тобой. Мама всегда так делала, когда меня мучили кошмары в детстве. А ещё она пела. Правда, не уверен, что моя песня тебя впечатлит, — смеётся тихо. — Музыкального слуха боги уж точно для меня пожалели.

Не сопротивляюсь, когда меня целомудренно заворачивают в одеяло, заботливо подтыкая его со всех сторон, а потом укладывают себе на грудь. Обнимают одной рукой, второй — перебирают распущенные волосы, изредка дергая спутанные пряди.

Рыжий мурлычет что-то под нос. Успокаивающе, умиротворяюще, негромко. Сама не замечаю, как проваливаюсь в сон. Обычный, светлый, спокойный и глубокий.

Просыпаюсь от солнечного луча, что нахально щекочет ресницы, норовя пролезть под закрытые веки. Открываю глаза и забываю, как дышать…

Рядом с подушкой примостился небольшой букет, перевязанный шёлковой белой лентой, а под ним записка. Утыкаю нос в незнакомые цветы, больше похожие на стянутые в тугой шар пышные голубые воланы, втягиваю сладкий медовый аромат и ловлю себя на мысли, что улыбаюсь.

«Доброе утро, Миранда. За репутацию не бойся, меня никто не видел.

Надеюсь, ты любишь гортензии? Если опять приснится плохой сон — просто позови.

Я всегда буду рядом.

Эдвард.

P.S. Замок сегодня починят, но мне будет проще в следующий раз, если не станешь его запирать».

Боги! Вскакиваю и несусь к окну. Так и есть, запорная щеколда уныло болтается на одном гвозде. Распахиваю створки и свешиваюсь вниз, чтобы мгновением позже отпрянуть.

Сумасшедший! Он что, лез впотьмах по карнизу шириной не более моей ладони?

Невозможный! Несносный! Рыжий!

Спасибо, Эдвард!

А ведь говорил, что не будет ухаживать. Опять не сдержал слово…

Нет! Не буду думать о прошлом. Не сейчас, не хочу портить удивительно хорошее настроение.

— Доброе утро, госпожа! Какой сегодня чудесный день! Давно такого не бывало. — Молли вносит в комнату поднос с едой.

А ведь это правда. В Дареве солнечные дни — редкие гости. Сказывается близость гор и полноводной, беспокойной Вледы.

— Ваш завтрак, лэди, — немного чопорно произносит горничная, приглашая к накрытому столу. — Вот ещё, просили передать.

Рядом с приборами ложится конверт из плотного белого картона. Мне хватает беглого взгляда, чтобы понять, что на послании нет ни отправителя, ни адресата.

— От кого? — безмятежно интересуюсь, немного нервно расправляя салфетку на коленях.

С некоторых пор я демонски не люблю такие вот «безымянные» письма.

— Не знаю, с посыльным разговаривал господин Эмер. — Молли разводит руками. — Ой, какие красивые цветы! — вдруг восклицает она, заметив букет. — Нужно скорее поставить в воду, жалко будет, если засохнут. Я мигом, одна нога здесь, другая там.

Она уносится из комнаты, а по возвращении аккуратно размещает тонкие стебельки в принесённой изящной вазе, убедившись, что им достаточно и жидкости, и света.

— До чего же приятный запах, — шумно втягивает носом и деловито интересуется: — Какое платье на сегодня приготовить?

— Эм… голубое, — я медлю с выбором не дольше секунды.

Да, пусть будет голубое. Моё любимое. Под стать букету и настроению.

— Чудесный выбор, госпожа. Я могу вплести в причёску несколько цветков. Получится прелестно.

— Хорошо. — Киваю.

Отлично! Решено, сегодня я буду прелестной.

Молли шуршит одеждой, я жую, то и дело косясь на запечатанное послание. Нет, портить аппетит не буду.

Покончив с едой и одеванием, отпускаю горничную и кружу вокруг стола как коршун.

Открывать или нет? Вот в чём вопрос. Может, это рыжий написал? Пальцы тут же проворно хватают конверт и быстро срывают замысловатую печать. А если плохие новости?

Откуда эта позорная нерешительность, Мири?

Набираю в грудь побольше воздуха, зажмуриваюсь, достаю сложенный вдвое лист дорогой гербовой бумаги, раскрываю, пробегаю глазами и охнув, рву его в клочья…

Вот гад!

«Достопочтенная лэди Миранда Сиал.

Ваше прошение о расторжении помолвки с лэдом Эдвардом Тьером полностью удовлетворено сего дня его Величеством Вильямом Гарольдом Туав, о чём внесена соответствующая запись в книгу регистрации храма Всех Богов за номером пять тысяч восемьсот девятым.