– Ты должна рассказать мне о себе.

27

– Что именно? – Смотрю на него так, будто меня чем-то тяжелым по голове огрели.

– Ты знаешь. – Настаивает Бьорн. Он глушит двигатель. – Никуда не поедем, пока не скажешь.

– Ненавижу, когда у тебя глаза так сверкают. – Выдыхаю я. – И когда ты говоришь загадками.

– А что не так с моими глазами?

– И когда отвечаешь вопросом на вопрос! – Взрываюсь я. – Идиотская привычка!

– А меня раздражает твоя привычка увиливать!

Его взгляд лежит на моем лице, точно приклеенный.

– Это я увиливаю? Мне-то скрывать нечего, а вот ты до сих пор так и не пояснил, что с тобой происходит. Вдруг ты опасен для общества?

Эта моя реплика заставляет его расхохотаться.

– Что? – Обижаюсь я.

– Если я опасен, зачем ты поехала со мной в эту глушь? – Смеется Хельвин.

Бесит, когда он так делает. Бесит, как дергается его кадык, когда он смеется. Бесит, что я все еще думаю о том, чтобы распустить его волосы и уткнуться в них своим лицом.

– Я же не знала, что ты завезешь меня в глушь! – Брякаю я.

Похоже, алкоголь из моей крови так и не выветрился. Каждая новая фраза вызывает в парне новый взрыв хохота.

«Ну, и ладно».

Я улыбаюсь.

Мне теперь тоже трудно сдерживать смех.

– Рада, что рассмешила тебя.

– Рад, что ты тоже посмеялась перед смертью.

– Чего? – Отодвигаюсь я.

– Ну, ты же уже составила мнение обо мне? – Он приподнимает одну бровь. – Я опасен, да? Я – чудище? Тогда нужно тебя убить. И съесть. Или что ты там себе нафантазировала?

– Ха-ха. – Многозначительно произношу я.

Но руки покрываются гусиной кожей.

– Я знаю, почему ты не боишься меня. – С уверенностью говорит Хельвин и наклоняется на спинку сиденья.

– И почему?

Вот чем Бьорн отличается от других людей: я не испытываю ни малейшего дискомфорта, когда смотрю в лицо обычному человеку, а когда мы с Хельвином смотрим друг на друга, у меня ощущение, что его взгляд забирается мне под кожу. Он просто смотрит, а мои внутренности будто через мясорубку медленно проворачивают. И так это приятно - аж до жути. Ни с кем и никогда я не испытывала ничего подобного.

– Ты тоже другая.

Парень кивает, будто соглашаясь с самим собой.

– Другая?

– Не такая, как остальные. – Задумчиво произносит он.

«Это что, подкат такой?»

– Не понимаю. – Говорю искренне.

– Ты прикидываешься? – Морщится Бьорн.

Мотаю головой.

– Что во мне такого, что заставляет тебя так думать?

Он медленно тянет носом воздух.

– Я это вижу. – Выдыхает. – Такого прежде со мной не бывало. Поэтому мне необходимо знать, что с тобой не так.

Мне хочется спросить, что он видит во мне, но я не успеваю: Хельвин выходит из машины и достает что-то из багажника. Затем он обходит автомобиль и открывает дверцу с моей стороны:

– Идем.

Ставит на землю мои туфли.

– Куда?

– Покажу что-то.

Он протягивает мне пиджак – тот самый, который мне однажды уже довелось носить. Беру. Но, обнаружив мое замешательство, Бьорн тут же забирает его из моих рук и сам заботливо накидывает мне на плечи.

– Ну же, вылезай.

Я осторожно спускаюсь. Мои ноги мягко ныряют в туфли.

Бьорн закрывает машину и ведет меня за собой:

– По этой тропинке.

Я на мгновение замираю.

Кругом темно, в ветвях деревьев шумит горный ветер, а желтый диск луны заволокло серой хмарью туч. Страшно.

Но когда парень оборачивается и бросает на меня испытующий взгляд, я понимаю – с ним ничего не боюсь.

Вот такой вот парадокс.

Киваю ему и ступаю на узкую полоску земли в зарослях густой травы.

– В этих местах много обманных тропок. – Говорит Бьорн. – Важно знать правильные.

Мы движемся по тропинке, и каждые несколько шагов он останавливается, чтобы обернуться и проверить, иду ли я следом.

– Что значит «обманных»?

– Ты можешь долго идти по ним, а в итоге они выведут тебя к обрыву или к мертвому ручью. – Объясняет он. – Не знаю, кто и когда их вытоптал, но одной в лес тебе лучше не ходить.

Мы углубляемся в чащу, и высокие черные стволы деревьев куполом смыкаются над нашими головами.