– Расскажи мне.

Бьорн облизывает полные губы. У меня сердце щемит от этого простого движения.

– Я вижу во сне того, о ком думаю. – Признаюсь я, пожимая плечами. – Это продолжается уже несколько лет. Сначала проявлялось как нарушения сна, лунатизм, затем чередовалось бессонницей, а теперь… теперь это просто выматывает. – Набираю полные легкие воздуха.
– Мне кажется, я умею ходить в чужие сны, Бьорн.

Я впервые называю его по имени, и от этого у меня покалывает на языке.

– Мои сны что-то значат. – Продолжаю я. – Иногда мне кажется, что я вижу прошлое, иногда – будущее. Но чаще вообще не понимаю, что вижу. Все так… реально. Как в тот раз, когда я увидела Стину и пошла за ней в лес, а встретила тебя.

– А что говорят твои родные? – Его лицо от напряжения затягивается мелкими паучками-морщинками.

– Тетя Ингрид что-то знает, но оберегает меня, не рассказывает. Иногда я думаю: вдруг моя мать была ведьмой или что-то в этом роде? Вдруг все из-за этого?

– Нет. – Парень мотает головой. – Ты из простой семьи, я наводил о тебе справки сразу, как ты появилась в городе.

– Ты уверен?

– Абсолютно.

Меня покачивает на ветру.

– Тогда не знаю, что и думать. А зачем ты наводил обо мне справки?

– Мы всегда стараемся узнать как можно больше о каждом, кто приезжает в город. Такова наша обязанность. Мы должны быть уверены, что чужаки не несут угрозу для города и его жителей.

– Ваша… обязанность?

– Да. – Кивает он. – Моя и моей семьи.

– Вы… - У меня пересыхает в горле.

– Таких, как мы, - Бьорн наклоняется к моему уху, - в наших краях называют Дхампири. Тебе знакомо это слово, Нея?

28

Я не произношу ни звука.

«Нет» - качаю головой.

– Сейчас уже никто не говорит так. – Поясняет парень. – А если и произносят это слово, то лишь шепотом. Считается, что таких, как мы, больше не осталось, поэтому Хельвины держат свое происхождение в строжайшем секрете. Никто не должен знать о нас: мы – тайная сила, которая годами поддерживает равновесие в здешних краях. Когда умрет последний из моего рода, и некому будет встать на страже спокойствия этих мест, тогда мир погрузится во тьму.

– Дхам-пи-ри? – Повторяю я, пытаясь осознать и почувствовать это древнее труднопроизносимое слово на языке. – И кто вы такие?

Холодный ветер пробирает меня до костей, а поверхность каменного парапета жжет мои пальцы.

– Мы – прирожденные охотники за нежитью. – Говорит он торжественно и печально.
– Эти инстинкты заложены в нашей крови, отравленной древним вампиром еще несколько веков назад.

– Кем, прости?

– Это трудно понять, знаю. – Бьорн хмурится. Так, будто сам до конца не осознает глубину и важность своего признания.
– Поверь, мне тоже не было радостно узнать об этом в юности, когда впервые проявились и начали усиливаться мои способности.

– Что ты там сказал про вампира?

– Когда-то давно женщину из нашего рода силой взял древний вампир. От этого союза родился первый полукровка. Он обладал нечеловеческой силой, ловкостью и гибкостью, а также хорошо видел в темноте. Зачатый от вампира, но сохранивший человеческий облик, первый дхампири не отбрасывал тень и потому стал чужим среди людей. Его боялись и сторонились. Свыкнувшись со своей природой и совладав со своими особенностями, он посвятил всю оставшуюся жизнь битве против нежити - в отместку за мать, отдавшую свою жизнь в родах. Далее его заветы передавались из поколения в поколение в нашей семье.

– То есть, это был твой предок?

– Да.

– И вы типа вампиры? – Я с опаской кошусь на него.
– Вы пьете кровь?

– Нет. – Хельвин слегка теряется.
– Дхампири не нуждаются в крови. Мы – живые, теплокровные и можем иметь потомство. Хоть это и сопряжено с… тяжелыми страданиями.

– Какого рода?

– Женщина, дающая жизнь дхампири, умирает во время родов. – Он сутулится и прячет взгляд.
– Поэтому я никогда не знал своей матери, а моя сестра никогда не знала своей. Мать моего отца и мать моего брата – тоже погибли, подарив им жизнь. То же самое было с моей бабушкой и прабабушкой. И так далее.

Тучи на небе наливаются чернотой, пожирая тускнеющий диск луны.

– Но это ужасно! – Восклицаю я, поворачиваясь и глядя на него в упор.

– Верно. – Подтверждает Бьорн с горечью.
– Ген силы и ярости передается лишь по мужской линии. Все женщины нашего рода слабы здоровьем от рождения и не могут иметь детей. Как и моя сестра Катарина – она немая.

Я вспоминаю: Сара говорила о Кайе, что та уже полгода находится в коме, но не решаюсь спросить его об этом. Парень только начал мне открываться: боюсь, если ковырнуть глубже, то его душу до краев затопит кровью.