Бравые окрики подполковника подгоняли нас, и мы бежали. Бежали куда-то вперёд сквозь ночь и тьму, лишь бы поскорее выбраться отсюда.

Серые монстры пёрли отовсюду. Их было так много, что не сосчитать. Они окружали меня со всех сторон, тянули ко мне длинные узловатые пальцы, хватали за одежду, руки, горло, волосы, желая разорвать на части. А я отбивался, как мог, лупил тварей невидимыми волнами. Существа разлетались на куски, словно каменные статуи, но на их месте оказывались новые. Они напирали со всех сторон, и не было им конца.

Против такого напора мне было не выстоять. Поначалу ещё имелись шансы отбиться, но тварей становилось всё больше и больше, энергия — всё меньше с каждой секундой. Я слабел, и ужас накрывал меня с головой. Это был конец, смерть — жуткая погибель от лап неведомых тварей.

Я открыл глаза. Через щель между шторами в комнату просачивался тусклый пасмурный свет. Кошмарный сон отступил, унеся с собой все страхи.

Сегодня я, наконец, выспался — впервые за долгое время. А ещё сегодня был выходной — день, полностью свободный от занятий и тренировок. Всех, кто не дежурил в карауле, отдыхали сегодня, а кто дежурил — завтра.

Мы опять находились в Пинске, в «санатории». Ощущение было такое, словно я вернулся домой после долгого отсутствия, хотя отсутствовал всего-то неделю. И в честь возвращения подполковник объявил свободный день, чем обрадовал весь личный состав. Последние дни всех вымотали. Вот только в город выходить не разрешалось без крайней необходимости. Все прекрасно помнили недавний теракт, и наш новый командир не желал рисковать ни людьми, ни своей карьерой.

Было уже девять утра. Завтрак, наверняка, закончился, но это — не проблема: лишние порции всегда оставались. Я поднялся с кровати, размял суставы, их до сих пор ломило. Надел новую чистенькую униформу, застегнул перед зеркалом посеребренные пуговицы, поправил воротник, на котором красовались чёрные петлицы с черепом и молнией.

Умывшись и причесавшись, я спустился вниз, в столовую. По пути встретил двух сержантов из второй роты, перекинулись парой слов. Эти парни выходили из окружения вместе со второй группой. Позавчера, после выхода из опасной зоны, обе группы объединились, но обстановка была нервная, мы сутки стояли лагерем возле какого-то городка, ожидая приказов, и на болтовню времени не нашлось.

— У вас все целы? — спросил я.

— А то! Все вышли. Даже раненых нет, — похвастался один. — А у вас, слышал, потери были?

— У нас — да. ВМ одну подбили. Но из неё все эвакуировались. А потом водила в дерево влетел, и машину обстреляли. Срочники погибли, которые в кунге ехали, и один парень из третьего взвода.

Воспоминания о выходе из окружения были, мягко говоря, неприятными. Причём самое страшное случилось в тот момент, когда думали, что всё позади. Пешком нагоняли нашу технику и наткнулись на застрявший в кустах грузовик, вражеская боевая машина расстреливала его. Пока вытаскивали из кунга выживших, одному парню попало прямо в голову, да так, что каска с мозгами разлетелась по дороге. И тут понеслось… Осколком ранило ещё одного, третий в панике случайно дал очередь по своим, а четвёртый впал в ступор. Ну мы полюнули на кунг, схватили кого могли — и дёру.

Но на этом беды не закончились. Утром Максиму и Рустаму стало совсем плохо: начались сильные головокружение и тошнота, и парней госпитализировали. Это, конечно, могла быть банальная контузия, но что-то подсказывало, что всему виной серая зона, рядом с которой мы побывали. Я и Окуловский тоже чувствовали недомогание, но не критичное, а сегодня мне полегчало. Теперь в моём отделении остался один человек.

— Когда обратно? — спросил я. — Говорят что-нибудь?

— Через неделю обещают, — ответил другой сержант. — Смотря, какая обстановка будет на фронте. Непонятно, что там творится. Регулярная армия вчера начала контрнаступление. Больше ничего не знаю. Но пока отдыхаем. Эх, жаль, в город нельзя. Погуляли бы.

Ничему людей жизнь не учит. Ну да пёс с ними. Я отправился в столовую.

Завтракало ещё довольно много народу. Не только я сегодня дрых до посинения. За одним из столиков сидели девушки из второй роты. Среди них заметил Ксению. Махнул ей рукой в знак приветствия.

Взяв порцию — отбивную с гарниром из картофеля и стакан сока со сдобной булочкой — я расположился за отдельным столиком. Ксения почти сразу подсела ко мне. Она тоже привела себя в порядок и выглядела свежей и бодрой. Вернулись и её горделивые манеры, которые в окопах как будто пропали, и княжна Белозёрская стала похожа на себя прежнюю. Здесь снаряды не рвались на каждом шагу, и смерть не висела чёрной тенью над нами, здесь можно было строить из себя, кого захочешь. Вот только Ксения, которую я видел там, на передовой, мне нравилась больше, чем напыщенная аристократка, которой она становилась в обычной жизни.

— Ну что, удалось повоевать? — спросил я. — Слышал, вы тоже попали под обстрел.

— Это пустяки, — с нарочитой небрежностью произнесла Ксения. — Встретился отряд противника. Но мы так быстро проехали, что я даже внимания не обратила. Боя не было как такового.

— Повезло вам, а у нас жопа случилась.

— Я слышала. В твоём отделении кого-то ранили, кажется?

— В моём отделении-то как раз никого не ранили. Двоим стало плохо. Врач сказал, контузия. Но это — брехня. На самом деле во всём виновата серая зона. Всё — из-за того проклятого места.