— Послушай, Дэвид, — переключившись на голосовую почту, решаюсь попытать удачу, что хоть таким образом достучусь до непробиваемой брони мужа. — Я устала разговаривать с твоим автоответчиком. Я должна по большому счету многое тебе сказать, но сейчас наши отношения — не главное. Представляешь, Джеймс сказал первое слово. И снова — «мама», вот только уже в абсолютно другом значении. Я так счастлива… Боже! Я до сих пор не могу в это поверить, — предательски по щекам потекли слезы, плавно стекая по коже. — Наш ребенок хочет жить с тобой. Меня это безумно огорчает, но я прекрасно понимаю, что все это заслужила. Единственное, что я требую, так это то, чтобы вы оба жили у нас в доме. Я либо сниму квартиру, либо же погощу у Хлои, пока мы совсем не разберемся. Сейчас я отвезу Джеймса к нам в дом и останусь с ним до тех пор, пока ты не приедешь. Я буду… Мы будем ждать тебя. Пожалуйста. Умоляю тебя, возвращайся. Уйду я…

Спустя несколько часов сборов и самой поездки, мы с сыном, наконец, прибыли домой, где когда-то… еще совсем недавно мы были так счастливы. Ну, или казались счастливыми… Все внутри меня и ликует, и горит адским пламенем. Пожалуй, единственное, что спасает, так это надежда на полное возвращение в скором времени речи у ребенка. Доктор Кроуфорд, незамедлительно ответивший на мой звонок, предупредил, что такое резкое улучшение в речи Джеймса, безусловно, огромный шаг на пути к полному выздоровлению. Но все же нужно время, выполнение всех рекомендаций врача и заключительная консультация в клинике на приеме.

Разбирая детские вещички Джеймса, который сразу же уснул по приезде домой, я даже не пытаюсь контролировать свой неиссякаемый поток нахлынувших слез, что стекают по щекам, не переставая, обжигая кожу.

Вроде бы все как обычно, вот только ощущается, что я окончательно погрязла в собственной трясине многомиллионных ошибок. Чувство страха и одиночества полностью лишили тело любой человеческой эмоции, разрывая сердце болью, вызываемой в эту же секунду легкое головокружение. За окном все живет, кипит, движется, а у меня время совсем перестало иметь счет. Бумеранг, не правда ли?

Почему люди, которыми ты еще вчера буквально дышал… да по сей день боготворишь, любишь, смотришь преданно в глаза, вдруг отдаляются и не желают более иметь с тобой никаких дел, даже быть рядом? И что делать, если ты входишь в их число? Самое ужасное и противное, что ни один ответ меня бы сейчас не устроил. А ведь если подумать, те, о ком я думаю, где-то в данный момент что-то делают, живут, общаются, может быть, даже веселятся с кем-то… Казалось бы, куда еще хуже, но, оказывается, есть вещи намного хуже: страшно чувствовать себя брошенным собственным ребенком…

Услышав хлопок двери, сердце сжимается, прекрасно осознавая, кто это может быть. Неужели?..

Тихонько сбежав вниз по лестнице, замираю, увидев перед собой поникшего человека, которого очень сильно все это время ждала.

— Дэвид… — тихо проговариваю себе под нос, пытаясь тут же завязать разговор с ним, на что муж лишь прикрывает свои покрасневшие глаза, потерев пальцами переносицу.

— Не нужно, Джозефин, — одной рукой держась за ручку чемодана, другую он протягивает вперед, останавливая меня на полуслове, словно не желая слушать вовсе. — Я уже выслушал тебя по автоответчику. И приехал я не к тебе, а к сыну. Все, что ты могла сделать — сделала. И сказала ты тоже, увы, все, что нужно было знать, наверное…

— Я хочу… Дэвид, я мечтаю, чтобы однажды ты позволил мне… Предоставил хотя бы малейший шанс объясниться с тобой. Мне необходимо так много сказать тебе. Дэвид… — умоляюще смотрю на мужа, что так тщательно и старательно отводит глаза в сторону, избегая пересекаться со мной даже взглядом. Видать, настолько я ему сейчас противна. — Я просто больше так не могу… Не могу… Я не так хочу жить. Я безумно устала лгать тебе, себе, да всем, черт подери, — голос срывается до хрипоты, предательски выдавая мой накативший приступ истерики, что вот-вот и выдаст себя с потрохами.

— Однако ты это делала, Джозефин, прекрасно осознавая последствия. Это причинило мне боль, понимаешь? Я до сих пор живу словно в прострации какой-то, — каждое слово он словно выдавливает из себя, крепко сжимая челюсти. — Прости, но я не могу с тобой разговаривать. Не сейчас. Возможно, завтра, а может быть и нет. Единственное, что я могу тебе сейчас сказать… Я много думал… Наверное, было бы правильно, если бы ты тоже осталась в этом доме ради нашего сына. Он здесь не при чем. Я надеюсь… Я не знаю, на что я надеюсь, но так будет лучше всем. Наверное…

— Дэвид… — прикрыв рот ладошкой, я борюсь с желанием прикоснуться к нему и крепко обнять в знак искренней благодарности. Однако прекрасно понимаю в данный момент, что пока все это неуместно и лишь оттолкнет его от меня больше прежнего, а я, наоборот, хочу наладить с ним отношения в будущем. Да, все это лишь осложнит ситуацию, не нужен мне такой исход. — Мне очень жаль… Правда!

— Да. Тебе, безусловно, жаль, — отвечает с ухмылкой на лице. — Располагайся в нашей спальне. Точнее, уже в твоей. Я видеть ее не желаю, ни то чтобы находиться там. Сам же останусь в гостевой комнате. Кстати, забыл сказать, — муж, наконец, поднимает уставшие глаза, пристально разглядывая мое лицо, и говорит то, чего я безумно боялась и ждала одновременно услышать от него, — я подал ходатайство в суд о нашем с тобой бракоразводном процессе. В течение тридцати дней ты, как ответчик, должна будешь предоставить свой письменный ответ, что полностью даешь свое согласие на развод. Там все просто, я все движимое и недвижимое оставляю тебе и сыну. Мирное соглашение почти составил, в скором времени ты с ним ознакомишься. Все это формальности. Единственное, так как у нас общий ребенок, суд немного затянется по срокам, но поскольку я юрист, надеюсь, что придется избежать испытательного срока. Я не выдержу еще год этого ада…