Опустив голову, я не могу сдержать обжигающих кожу слез, что огромным нахлынувшим потоком скатываются по лицу.

Удивительно, как близко можно приблизиться к человеку физически, но быть от него слишком далеко в душевном плане, словно между нами разрослась целая непроходимая пропасть, сотканная из лжи, предательства и недопонимая друг друга…

— Что? — приподняв шокированные глаза, вижу, как муж покачнулся назад, удерживая себя на месте, и схватился за дверную ручку трясущейся рукой. — По… поче… почему? — голос его и вовсе задрожал, отражаясь вибрацией по моему телу в виде мурашек.

— Он чуть не угодил под колеса автомобиля… — закрываю лицо руками, не стесняясь показать свою реакцию. Содрогаюсь всем телом, ощущая, как Хьюго прижался носом мне в спину, целуя сзади кожу, тяжело дыша.

— Джозефин! — грозно прозвучал голос человека, с чьих губ я уже очень давно не слышала свое полное имя… Не Джози… Нет. — Ты можешь мне внятно объяснить, что случилось? — муж не переходит на крик даже сейчас, однако голос его дрожит. — Я хочу знать, что тут происходит… — все тише и тише продолжает уничтожать себя и меня гнусной правдой, убивая оставшиеся крохи уважения к моей персоне, что сейчас рухнут в небытие и покатятся кубарем ко всем чертям.

Какая же я тварь, жалкое подобие той, кого муж считал своей любимой женщиной. На месте Дэвида я бы оглушила себя звонкой и беспощадной пощечиной, не задумываясь. Вот только я никогда не буду на его месте. Дэвид — это пример настоящего мужчины и сильного человека. В его тихом и спокойном голосе сейчас четко отражены безмолвные крики от обиды и предательства, готовые прорваться наружу. Однако его воспитанность и непоколебимая сдержанность не позволяют мужчине опуститься низко в глазах кого-либо, особенно женщины, прибегая к ненужным скандалам. Он, в силу своей профессии, скорее всего, размышляет в данный момент «холодной» головой, несмотря на ураган, что бушует внутри. Я знаю, что он хочет расставить все точки над «i», чтобы исчезнуть из моей жизни навсегда без лишних вопросов и недосказанностей.

— Я опоздала на его игру. Не успела… — стыдливо выдавливаю из себя слова под учащенное сердцебиение, осознавая, насколько же я сейчас выгляжу жалко и ничтожно в глазах этого человека. — Наш сын расстроился и проиграл в матче. Когда я пришла, он бросился от меня подальше и… — на одном дыхании стараюсь очень быстро проговорить цепочку минувших событий, намеренно упустив некоторые моменты, чтобы и вовсе не задохнуться от разорванного стыда. Как же мне плохо, глядя на эти беззвучные слезы…

Что мне сказать? Потому что была с другим. Потому что совсем обезумела от страсти, испытывая такое впервые? Сказать: «Прости»?

То, что лежит мертвым грузом на языке… То, что от меня сейчас ожидают услышать, я должна озвучить вслух, но не могу… Из-за моей же трусости… Из-за того, что я боюсь еще больше причинить боль Дэвиду. Моя правда — это самое честное, самые подходящие слова, чтобы клятвенно биться у ног мужа в конвульсиях, произнося их между затяжными паузами, кажущимися бесконечностью, вымаливая прощение.

— Опоздала… — словно пробуя это слово на вкус, кареглазый склонил голову набок, уничтожая неизвестным мне пристальным взором, на который я до сих пор не могу никак даже взглянуть. — Причина?.. — то ли вопросительно, то ли утвердительно цедит сквозь зубы слово, скорее всего, для себя, но я успеваю его перехватить краем уха.

— Да. Я опоздала. Я была… — стоя сейчас на крутом невидимом обрыве, я вижу перед собой лишь непроглядную пропасть, которая все больше и больше манит в свою стихию. А вдруг она помогла бы мне решить неисправимые ошибки, спрятаться или же поглотить тот нескончаемый поток, позволяя полностью исцелиться и скрыться подальше от проблем.

— Она была со мной! — как гром среди ясного неба вдруг слышится холодный с нотками металла голос Хьюго Маршалла, молниеносно превращая меня в обледеневшую статую, чьи горькие слезы еще секунду назад стекали потоком по лицу, а сейчас и вовсе иссякли, оставляя на своем месте кровоточащие раны внутри. Что же он делает?

Хотелось накричать на этого мерзавца, заорать и поколотить в грудь здесь и сейчас. Зачем он это делает? Для чего добивает Дэвида? Почему я молчу?

— Дэвид, послушай… — делаю шаг в его сторону, но не прошибаемый Хьюго обхватывает меня за талию. Он крепко прижимает мое тело спиной к своему каменному прессу, блокируя все телодвижения, рвущиеся наружу. Дэвид, защищаясь, выставляет вперед руку, говоря, мол, не подходи ко мне близко.

Вот и настало время сожалеть о каждом сказанном слове, о каждом сделанном шаге и свершенном поступке. Обо всем.

Моя измена — мой крест.

Но делала я для себя, не желая причинить боль другим, но причиняя ее безусловно… Сожалею ли я? Спорно…

Развернувшись к нам спиной, муж силой открыл дверь, но неожиданно замер на месте.

— Как долго это все продолжалось? — бросил небрежно вопрос, повернув голову вбок, чтобы встретиться со мной и Хьюго своими неживыми стеклянными глазами. Оттолкнув Маршалла, все же делаю неуверенный шаг вперед.

— Давно… — тяжело выдыхаю, опуская голову, и падаю с грохотом на колени. — Прости меня, Дэвид… Я не хотела, чтобы ты все узнал таким образом! Я не хотела делать тебе больно! Прости, прости, прости… Умоляю! — ощущая полное помрачение сознания, побуждающее к абсолютной неподвижности конечностей, я не могу даже пошевелиться. Стоя на коленях, в упор смотрю на мужчину умоляющим взглядом «прости», хотя внутри все так и продолжает рваться к другому. Но я безумно желаю поговорить, обнять, вымаливать прощение мужа. Не для того, чтобы вернуть. Нет! Это невозможно… Неправильно. Несправедливо. Нечестно. Я только лишь хочу, чтобы он не страдал из-за меня. Я этого недостойна…