Моральный дух отряда подкосился. Все они видели останки экспедиторов, когда церковники поднимали части тел из подвала в плотных тканевых мешках, дабы похоронить их, как следует. Монк, прирождённый маг земли, помог им вырыть общую могилу, куда и сложили мертвецов. Когда обряд погребения был завершен, а могила засыпана землёй и камнями, было уже темно.

Собравшись в главном доме селения, паладины ужинали, сваренной Фаррисом, густой похлёбкой из найденных в деревне сушеной солонины, грибов и корешков. Ели молча. Дариус от пищи отказался, просто сидел вместе со всеми. Не смотря на то, что Клус сварил ему какое-то зелье от рвоты, молодого фавна всё ещё мутило.

«Я повстречал много некромантов в своей жизни. Но некроманта, не переносящего вида трупов… Вижу впервые.» — старый лев находил это ироничным и в то же время печальным. Он всё сильнее убеждался, что такой наивной душе, как Дариус, не место на полях сражений. Слишком он мягок, слишком добр. Убивать иллюзорных болванчиков на тропе паладина, это одно. Но та бесчеловечная жестокость, в которую каждый день паладины окунаются с головой, это нечто совсем другое. Атха влил в себя остатки похлёбки и отставил в сторону свою походную миску. Использовать имевшуюся в домах посуду, после увиденного, никто не решился.

— Ну так… Что вы планируете делать? — неуверенно спросил лекарь. Ему всё объяснили, хоть и упустив некоторые подробности.

Взгляды всех присутствующих повернулись к командиру.

— Ничего. — спокойно произнёс Атха. — Деревня пуста, нам даже обвинить в содеянном некого. Провести расследование не представляется возможным. Когда вернёмся с задания, доложим, куда следует. Те, в чьей это компетенции, разберутся.

Он ожидал услышать протесты, как минимум от Паука, или горящего фанатичной идеей мести Праведника, но никто не проронил и слова.

— Завтра, как обычно, выдвигаемся на рассвете. — продолжил лев с лёгким облегчением. — На карауле будем стоять по двое, не считая Шута. Первую половину ночи, я и Чет`Ик. Вторую, Сяо и Трёхпалый. Не забудьте пополнить припасы. На этом всё.

Паладины разбрелись по избам. Не было слышно ни разговоров, ни смеха, ни перебранок от игры в карты. Лишь Паук, усевшись на пороге главного дома, одиноко заливал увиденное в подвале найденным в посёлке самогоном.

— Я многое в жизни повидал, пожалуй, во много раз хуже этого…. — неожиданно бросил он за спину, продолжая пялиться себе под ноги, когда Атха выходил на улицу. — Жертвы демонов, разорённые деревни, горюющие семьи… Но никак не могу привыкнуть. А это… ведь это сотворили не демоны. Тела… столь жестоко изувечены, будто их разодрала стая волков. Их даже не похоронили, как подобает. Замуровали в стене… Как… как… — он с горечью сплюнул, не подобрав верных слов.

— Отвратительные поступки и личности, даже после войны, никуда не исчезают. — ответил Коготь, без эмоций.

Церковник дёрнулся.

— А… — он повернулся к Атхе. — Это вы, командир. — он вновь сделал глоток из бутылки и уставился себе под ноги. — Простите. Я принял вас за Клуса… Будете? — он не глядя протянул льву бутыль со спиртным. Тот, раздумывая лишь секунду, принял её и сделав пару глотков, вернул Пауку.

Самогон очень сильно напомнил ему настойку из смертолиста, так любимую вторым лордом. Вкус премерзкий, но навеивал приятные воспоминания. Атха бережно достал из под одежды свой кулон, и открыв его, взглянул на портрет Лилии. — «Вкус нашей первой встречи. Она ни капли не изменилась с того дня, лишь стала ещё прекраснее… Как она там сейчас? Без меня…» — он чувствовал себя уставшим. Уставшим от войн, походов и жизни паладина. Она, его прекрасная, драгоценная Лилия, ученица лорда Луно, не подвержена старению. А вот он, с каждым днём видит в зеркале всё больше седых волос в своей гриве и всё больше морщин на львиной морде. — «Хватит распускать сопли!» — он усилием воли прогнал предательские мысли. — «Я ещё не настолько стар!.. Просто, наверное… следует по возвращению взять отпуск. И вместе с Лилией, отправится куда-то далеко… аж за край горизонта…»

— Я пожалуй пойду. — бросил он погрузившемуся в меланхолию Яваису. — Спокойной ночи.

— Спокойной ночи… — повторил тот удрученно.

Ночь и правда выдалась спокойной. Холодной, туманной и безветренной. Атха прохаживался вокруг деревни, утопая в раздумьях и любуясь уходящей луной. Краем глаза он замечал блеклые всплески ауры прыгающего по теням Флеаста. Шут не убавлял в бодрости ни на минуту, наматывая круги вокруг посёлка наверное даже быстрее, чем это может делать ветер.

Было уже за полночь, когда лев увидел неподвижно стоявшую посреди луга знакомую фигуру, как раз в том месте, где паладины закопали экспедиторов. Кого-то из отряда мучает бессонница.

«Наверняка Паук, или Дариус уснуть не может…» — Атха подошел поближе. Его догадки оказались не верны. Перед братской могилой, сложив за спиной руки, стоял виконт.

Коготь, не проронив и слова, встал рядом с Даллорисом, словно воспитатель над непослушным мальчишкой, в ожидании, пока тот наконец соизволит отправится обратно в дом. Оба они молчали. Старый лев смотрел на тускло блестящую в свете луны маску кобры. Ему пришла на ум странная мысль о том, что пустынные змеи, вопреки сложившемуся о них мнению, никогда не нападают на абтхет первыми. Кобра, раскрывая свой капюшон, желает лишь отпугнуть обидчика, и если не принуждать её защищаться, она не ужалит.

— Ты знаешь, почему лорд Осальд взял меня в ученики? — нарушил умиротворённую тишину виконт.

— Просвети меня. — безразлично бросил лев.

— Я умею чувствовать чужие эмоции. — коротко ответил Даллорис, продолжая смотреть на могилу. — Настоящие. Даже если они сокрыты под десятью масками.

Атха не ответил. Он не понимал, зачем виконт ему это говорит.

— Я привык видеть сокрытые под дюжиной фальшивых личностей души, защищённые панцирем из сотен ненастоящих лиц. Я не читаю чужих мыслей, но вижу любого насквозь. Из-за чего, работать с кем-то вроде тебя, кто не скрывается под маской, для меня невероятно трудно. Иногда, я не могу заставить себя перестать искать подвох. Перестать думать, что меня обманывают, пытаются обвести вокруг пальца. — он на несколько мгновений замолчал. — То, скажи мне, Атха, Стальной Коготь. Утоли моё любопытство. Ты меня… ненавидишь?