У меня мало времени. И это решает все.

– Расскажу. Но для начала, нам лучше сесть. Это будет очень долгий разговор.

И мы действительно разговариваем, сидя в белых овальных парящих креслах без ножек. Удобных и очень похожих на те, что на Земле так любят использовать в фотосессиях для демонстрации успешной жизни. Только эти еще и по воздуху перемещаются, если нужно.

Уверена, эти кресла сюда попали из какого-нибудь высокотехнологичного мира. Вместе с парящем перед нами столиком, выглядящем как белая овальная доска, и сейчас обильно заставленном блюдами с едой, которую в какой-то момент разговора принес слуга Дэрека.

Слуга, седоватый мужчина, которого Дэрек вызвал, отправив за ним Тень, вообще не удивляется, вдруг обнаружив своего хозяина и меня посреди лаборатории. И по внешности, поведению и манерам эттэр так сильно напоминает дворецкого из комиксов о Бэтмене, что, чтобы не рассмеяться от этого сходства, мне приходится сдерживать себя.

И хоть еще недавно я чувствовала себя не очень весело, вкусная зачарованная пища, забавные совпадения, безопасность и внимательный собеседник делают свое дело. И вскоре я начинаю чувствовать себя если не хорошо, то вполне сносно. Конечно, это вовсе не значит, что я смирилась с теми правилами этого мира, которые считаю чудовищными. Просто теперь в моих мыслях появилась нужная ясность.

А как собеседник Дэрек без сомнения хорош.

Мало того, что весь наш разговор он сразу же начинает записывать с помощью какого-то компьютера в виде серебристой сферы, размером с теннисный мячик. Та повисает в воздухе чуть выше нас, служа, заодно, неким подобием лампочки, так как рассеивает около себя легкое голубоватое свечение. Также шан ни разу не перебивает меня. И вопросы задает правильные. А спрашивает даже о тех вещах, которые мне самой сперва кажутся неважными, но после рассказа о них ему я и сама начинаю, кажется, лучше понимать то, что происходит на Киннате.

Когда у меня случилась истерика перед Сааром, я, конечно, наговорила многое. Но это были чистые эмоции. Никакой логики и упорядочивания. Да и многое тогда удалось скрыть от анира.

С Дэреком все совсем не так. И даже о происшедшем в замке Олдэн, когда я стояла за стеной и смотрела на шанов через собственную тень, я рассказываю, не сильно стыдясь этого. А ведь мне при этом приходится признаваться и в притяжении к Дэреку, и в своем желании тогда дотронуться до него... Но он сам легко объясняет это Зовом и перекрывает мое смущение признанием, что и сам тогда чувствовал меня почти физически. И что это всего лишь магия, и что прекрасно, что сейчас этого нет.

И с удивлением понимаю, что да. Больше нет.

После того, как я обратно соединила шана с Тенью – этого нет.

Только как же тогда мои ощущения во время поцелуя и после него? Да и сам поцелуй?.. Неужели я... Влюбилась?

И вот этот невысказанный вопрос все-таки повисает между нами. Но, к счастью, совсем недолго. Потому что Дэрека куда больше волнуют другие вопросы. Например, он просит меня несколько раз описать ему ритуал, который проводила Нарисса, объяснив тем, что так я лучше все вспомню. При этом признается, что видел, как Топ помогал мне, но для него это было словно сном. Из того же сновиденья он и узнал мое имя. Ведь я тогда представилась дракону.

Про ритуал Дэрек слушает с мрачным выражением лица. Объясняет, что без шана Нарисса с Максом сами до такого не додумались бы. Потому что в ритуале не только плетеные чары, но и заговор. А это – магия, которую аниры почти не используют. Могут, но в их случае она почти не эффективна.

А, значит, в том, что случилось со мной, безымянный любовник Нариссы замешан куда больше, чем кажется. Поэтому про ночь встречи с ним и сражение с тене-обликом в виде гигантской змеи, я тоже рассказываю несколько раз подряд, каждый раз погружаясь в эти воспоминания все глубже и глубже.

Узор на обуви этого любовника также интересует Дэрека. Но когда рассказываю о том, что у него самого вчера был такой же на сапогах, шан замечает, что, чтобы понять, насколько эта деталь важна, сперва ему самому надо вспомнить, в какой же именно обуви он был на балу и откуда та у него. И что, скорее всего, у них общий портной и не более.

Зато за хриплый голос любовника Нариссы, о чем я вспоминаю только после третьего пересказа ночных событий, Дэрек цепляется тут же.

– Насколько хриплый? – уточняет он, сменив расслабленную позу на напряженную и прищурив глаза, в графитовых зрачках которых весь разговор то и дело всполохами прорывалось изумрудное пламя.

– Будто простуженный. А что? Это важно?

– Да.

– Чем?

– Я знаю все тене-облики у совершеннолетних шанов. Среди них нет ни одной гигантской змеи. Значит, эта тень у него недавно. Об этом говорит и то, что тень была не очень четкой. Она еще плохо подчинялась ему. Ну и при создании Поводка шан всегда чем-то жертвует. Кто-то на время слепнет, кто-то перестает слышать... Когда я привязывал Топа, я неделю не ощущал вообще ничего, словно и не жил вовсе. Чувства возвращались только в облике дракона. Этот же шан, судя по всему, охрип. И к той ночи это еще не прошло.