Антоний быстро глянув вниз и зажмурился. По его телу прошла дрожь, инстинктивная, неуправляемая разумом и мышцами. Он висел над разинутым ртом громадного монстра, похожего на черного дракона. Из темноты мигали красными огнями его хищные глаза. Усилием воли ведьмак заставил себя открыть глаза и смотреть не вниз, а вверх, туда, где возвышался дуб. Ленточки на нем по прежнему беззаботно трепались на ветру. Вздрогнув в очередном рывке, Антоний смог прижаться грудью к земле, в порыве надежды стал карабкаться дальше…

Земля под ним теперь не проваливалась, да и всякий страх перед чем-либо пропал, остались злость и кураж. Это толкало его вперед, заставляло хвататься за землю скрюченными напряженными пальцами, вырывать густую траву. Ведьмак фыркал, ругался все на свете и полз, а когда почти все его тело лежало на твердыне священной поляны, он уткнулся в нее лицом и замер, чувствуя, как его сердце подпрыгивает в груди.

Неизвестно столько времени прошло, наверное, он заснул. Разбудил его громкое карканье ворона, он кружил над ним, отбрасывая жирную тень.

— По мою душу прилетел, стервятник! — крикнул ему Антоний, встав на ноги и показав птице неприличный жест рукой. — Вот тебе, понял? Правильно Наина говорила, нужно идти напролом, так и будет. Бойтесь Антоний Крюкова, ему терять нечего!

Ворон, сделав круг над головой ведьмака, опустился на землю и, покачиваясь на тонких лапах, подошел к нему, поглядел на него черными бусинами глаз.

— Откуда Наину знаешь? — спросил ворон человеческим голосом. — Поди шашни с ней водил, и уговорила она тебя на сей тяжкий подвиг? Она женщина в самом соку, никогда не откажется от свежего мяса…

— А ты сам как будто бы знаешь ее с этой стороны? — заметил ведьмак, усмехнувшись. Он удивился с какой легкостью он завел «светскую» беседу с птицей на тему доступности Наины. — Было дело, но это в прошлом. Я другую люблю…

— Вишь ты, любит он! Сюда зачем явился, неужто Радон помер? — заинтересовался ворон, — почему я пропустил такую бомбическую весть…?

— Радон пока жив, но это ненадолго. Бесчинствует он, село спалил, отца и брата моих загубил, хотел изнасиловать мою девушку. Духовный авторитет из него никакой теперь, сам понимаешь, вороны мудрецы знатные! — Антоний, перечисляя эти события, то бледнел, то краснел, то дрожал и скрежетал зубами. — У меня к нему много счетов. Я хочу на его место, ворон!

Птица клонила остроносую головку влево-вправо, топталась на месте, слушая ведьмака с чутким вниманием. Потом они помолчали. Шептали листья священного дуба, шелково посвистывали ленточки.

— Назад мне дороги нет, ворон! — вскинулся Антоний и захлебнулся словами. — Испытай меня, ворон! Я готов.

Ворон взмахнул крыльями, поднялся черный дым, — и птица обратилась в человека. По длинному плащу, надетому на голое тело, и кожаным штанам трудно было угадать принадлежность парня к какому-либо клану. Оборотень лет восемнадцати и все. Худой, с бледным лицом и черными волосами до плеч, одного с Антонием роста, гримасы он строил насмешливые, слова говорил вызывающие:

— А ты дерзкий, как я погляжу. На место живого архетипа намыливаешься! Радон может и не святой, но с нами не воевал, нет у меня причины свергать его и ставить другого, явно неподходящего. Ты глаза разуй, полукровка, и примерь все перечисленные злодеяния Радона на себя. Они тебе тоже впору…

Ведьмак пристально смотрел на незнакомца и начинал узнавать в нем представителя клана мага Юлиана, давнего соперника отца. Юлиан с сыновьями грешили связями с женским полом разного рода нечисти, оттого в их клане смешалась разная кровь, на свет появлялись отпрыски с межвидовыми мутациями.

— Ты какой по счету сын мэтра Юлиана? И как попал сюда, кем расплатился со смертью? — спросил Антоний.

Отец не умалял волшебной силы мага, поэтому называл его мэтром, тот величал ведьмака по имени и отчеству. Бывало встретятся и начинают споры о судьбах миров, демонического, материального и духовного, доходило до того, что Крюков-старший разворачивался и уходил, показывая магу оба средних пальца. Нужно отдать должное двум авторитетам, до порчи, проклятий и кровопролития в спорах они не доходили, знали цену своими способностям.

— Последний, меня также Юлианом звать. Со старухой у моего отца особый договор, когда-то, еще до нашего рождения, отец заплатил за вход на священную землю жизнью невинного младенца! Такое открывает путь на сотню лет вперед, — звенел юным тембром маг. — Так значит, с Наиной ты кувыркался, из-за тебя ее гарем разбежался в разные стороны…

— Тебе-то какое дело до гарема Наины, сам в него собирался? По ходу, ты не во вкусе Наины, худосочный немного! Опыту наберись с русалками, если еще не всех перещупал, — снисходительно ухмыльнулся Антоний. — Про Наину после поговорим, не против я ответить перед ее мужиками, если они с меня спросят…