— Даниэлла была очень нежной душой. Свободной, такой прекрасной и доброй. И она не могла дождаться рождения Данте. Она ждала этого каждый день своей беременности. То, что произошло, было трагедией. Мне было приятно наблюдать, как он растет, — задумчиво говорит она, глядя мимо меня. — Он был таким хорошим мальчиком. Он был солнечным и жизнерадостным с самого рождения, совсем как его прекрасная мать. Он стал хорошим человеком. Я горжусь им. И я не хочу, чтобы ему было больно. В его жизни и так было слишком много боли.

Тон Маринетт стал суровым, и я смотрю на неё с удивлением. Последние слова были адресованы мне?

— Ммм, я не собираюсь причинять ему боль, если вы думаете об этом, — говорю я ей. — Маринетт, он далеко не в моей лиге. Очень, очень далеко. Если кто-то и может причинить кому-то боль, так это он, я уверена.

Маринетт смеётся, но я не вижу ничего смешного.

— Ах, малышка, — говорит она, откидывая мои волосы назад, скручивая их и закрепляя заколкой. — В этом смысле ты очень похожа на его мать. Очень скромная. Это очаровательно. И ты не понимаешь, насколько ты прекрасна. И это тоже очаровательно. Такая девушка, как Элена, знает свои сильные стороны и использует их в своих интересах. Я рада, что Данте выбрал тебя. Действительно, очень рада. Элена не подходила ему. И я думаю, что ты именно та, кто ему нужен. Но я всё равно не хочу, чтобы ты причинила ему боль. Даже ненароком.

Она толкает меня в плечо для пущей убедительности.

Ненароком. Она действительно свободно говорит по-английски (Прим. пер.: Маринетт употребляет слово «inadvertently»; вероятно, оно не является слишком популярным синонимом слова «случайно», и его употребление демонстрирует большой словарный запас). Данте был прав.

Я говорю ей об этом, и она смеётся.

— Никому не говори, — наставляет меня она. — Очень удобно притворяться, что я ничего не понимаю. Или что я не слышу. Я слышу всё, поверь мне.

Её глаза остры, как у орла, и я не сомневаюсь, что уши тоже. Я киваю.

— А теперь, милая, ты готова. Не заставляй моего мальчика ждать. Он везёт тебя в одно особенное место.

И она уходит. Честное слово, для пожилого человека она двигается очень быстро.

У меня есть всего несколько минут в запасе, поэтому я строчу пару коротких сообщений маме, папе и бабушке. У дедушки нет электронной почты, но бабуля читает ему письма, отправленные на её аккаунт.

И вот уже 17:55.

Наконец-то.

Думаю, краска могла бы высохнуть быстрее, чем закончится этот день.

Я закрываю крышку моего ноутбука и иду на заднюю террасу.

Данте уже ждёт меня там.

Солнце начинает опускаться за горизонт, и Данте стоит прямо на этом фоне. И я не могу решить, что прекраснее. Закат или он.

Он одет в чёрные слаксы и серо-голубую футболку с V-образным вырезом. Она обтягивает его грудь, делая его глаза слегка серыми и подчёркивая его светлые волосы. Может ли он стать ещё прекраснее? Серьёзно. Разве Бог не мог дать Данте хотя бы крошечное несовершенство, чтобы он не сводил меня с ума так легко?

Он замечает меня, улыбается и приветствует сладким поцелуев в лоб, который, конечно же, автоматически заставляет моё сердце растаять. Я практически чувствую, как оно капает в мою грудную клетку.

— У тебя был хороший день? — вежливо спрашивает Данте.

Я киваю.

— Да. Немного длинный. А твой?

— Черепахи ползают быстрее, чем тянулся сегодняшний день, — отвечает он. — Не мог дождаться, когда увижу тебя.

Моё сердце делает кульбит, точно отражая мои чувства. Мальчишки у меня дома никогда бы такого не сказали, даже если бы так подумали. Данте совершенно другой.

Может ли Маринетт быть права? Возможно ли, что я нравлюсь этому прекрасному, идеальному парню так же сильно, как и он мне?

— Ваша карета подана, — говорит он.

Он взмахивает рукой, и я вижу, что рядом со ступеньками, ведущими на террасу, стоит карета. И в неё запряжена красивая белая лошадь.

Я смотрю на него в шоке. Как я не заметила этого, едва выйдя на улицу?

— Я думала, в Кабрере нет лошадей? — спрашиваю я, спускаясь по ступенькам, чтобы погладить бархатистый нос огромной лошади. Она выдыхает горячий воздух мне на щёку, и я глажу её мягкую шею. — Да, ты прелестная малышка, — шепчу я ей.

— У нас и нет лошадей. Эту привезли сюда специально для тебя. Мне казалось, ты скучаешь по верховой езде, — он небрежно пожимает плечами, как будто этот невероятно заботливый жест не стоил целую кучу денег.

Я не знаю, что сказать. Впервые за… всегда. И я говорю ему об этом.

— Сомневаюсь, что это продлится долго, — криво усмехается он. И я хлопаю его по руке. Его рука как камень. Полевые работы с Дариусом сделали его ещё более мускулистым, если это вообще возможно.

Я сглатываю.