– Да знаю, что нет, – сказал прокурор, – но надо привлечь, по ее вине человек умер. Врачи совсем от рук отбились. Люди у них мрут, как мухи, по их вине, а они совсем не боятся прокуратуры. Давай признаем должностным лицом, она же вроде участковый врач и должна была решить вопрос о госпитализации, что обязательно спасло бы человеку жизнь. Значит, она была не только врач, у нее были и управленческие функции.

С Анатолием Копенкиным мы были знакомы давно, еще, когда я работал следователем прокуратуры Котельниковского района, а он следователем прокуратуры Октябрьского Сталинградской области. Наши районы были расположены по соседству, а потому по некоторым уголовным делам нам нужно было разбираться совместно и даже иногда объединять уголовные дела в одном, если преступник был гастролером, не признававшим районных границ. Это был человек небольшого роста, но большой умница, исключительной порядочности и честности. Он был старше меня на три года и соответственно с большим стажем работы. Я знал его тайну – он между делом писал кандидатскую диссертацию. И вот, судьба вновь свела нас в Николаевке, где он был уже в должности прокурора района и я оказался в его подчинении, но наши отношения не изменились. Кабинеты были рядом, и мы многие вопросы решали вместе, часто обсуждали и вопросы, связанные с квалификацией преступлений либо с их прекращением. Вот и теперь, подумав, мы признали врача Волошину должностным лицом, по сути, притянув ее в это положение за уши, так как, фактически она допустила ненадлежащее отношение к своим профессиональным обязанностям, а не служебным, которыми врач также бесспорно наделен. Он становится должностным лицом в момент, когда выписывает больничный лист или решает вопрос о госпитализации больного. В данном случае она не решила вопрос о госпитализации, что для больного было бы спасительным.

Во время расследования дела обвиняемая вдруг заявила мне отвод, сказав, что я к ней отношусь предвзято в связи с неприязненным отношением. Я сказал, что у меня нет к ней личных отношений, так как мы не знакомы.

– Знакомы, знакомы, – отвечала она с той же иронической, что и на собрании, но только более злой усмешкой, и заявление на имя прокурора написала. Я помог ей его отредактировать в части соблюдения его формы, отнес заявление прокурору, и он в отводе отказал за отсутствием оснований.

Дело было не сложным, доказательств халатности Волошиной было вполне достаточно, да она и сама признавала свою вину в смерти охотника, очень забеспокоилась, когда узнала, что ей грозит лишение свободы до пяти лет, но по-прежнему вела себя гордо и ни о каком снисхождении не просила. Она не была арестована, находилась под подпиской о невыезде, лишь временно была отстранена от работы. После передачи дела в суд выяснилось, что подсудимая беременна. Врачебную справку об этом она предъявила уже в суде. Учитывая это ее положение, судья назначил ей два года лишения свободы условно. Были слухи, что подсудимая специально попала в такое положение, чтобы избежать строгого наказания, так как очень боялась тюрьмы. Но я думаю и без этой справки судья не назначил бы ей реальный срок, учитывая, что в большей степени здесь была просто ошибка врача.

Позже, когда я уже работал в Сталинграде, мы встретились с Анатолием Копенкиным на каком-то совещании, и он, вспомнив о деле врача, сказал, что мы правильно сделали, что возбудили это дело. Оно принесло пользу, как выразился он. – Теперь врачи Николаевской больницы боятся прокуратуру, и стали лучше относиться к больным, а осужденная родила девочку – тоже польза для родины, – сказал он улыбаясь.

Надо заметить, что в суде подсудимую активно отстаивал помощник прокурора Владимир Иванович по фамилии Чинчик, фактически выполняя роль не прокурора, а адвоката. Он лишь полгода назад прибыл на работу в Николаевскую прокуратуру с Украины и жил по соседству с подсудимой на втором этаже двухэтажного дома. Владимир Иванович не имел левой руки, которую он потерял, когда в молодости работал в угольной шахте на Донбассе простым забойщиком. Уже после этого случившегося с ним несчастья, где он едва не погиб, Владимир Иванович окончил юридический институт в Харькове. Это был прекрасный человек: добрый к людям, хороший собеседник и отличный семьянин.

Надо признать, что во всем, чего он достиг, Владимир Иванович был обязан своей энергичной, красивой и представительной жене Елене Степановне, которая постоянно занимала разные руководящие посты, вначале по линии комсомола, потом по линии самой Коммунистической партии в районном масштабе. Мы подружились с Владимиром Ивановичем, и он много интересного мне рассказывал про свою жизнь. С большой нежностью он относился к своей жене, и она была необычайно ласкова и внимательна к нему. Детей у них не было, и они были отданы только друг другу. Все завидовали их отношениям и были убеждены, что эти два человека созданы друг для друга, и никогда не умрет их любовь.

Но их пример еще раз доказал, что ничто не вечно, даже любовь. Это всего лишь чувство, которое изменчиво. Люди не руководят своими чувствами, но чувства часто руководят людьми. Сам человек не может понять, что происходит в его душе, сам удивляется перемене своих чувств, и ничего не может поделать, даже заведомо зная, что это для него пагубно. Тем более, этого не понять окружающим.

Через год после моего перевода в прокуратуру Краснооктябрьского района города Сталинграда, я с большим огорчением узнал, что помощник прокурора Чинчик Владимир Иванович покончил с собой из-за измены жены. Он повесился в своем кабинете после того, как застал жену с работником милиции у себя дома, вернувшись из командировки. Владимир Иванович слишком любил свою жену, не смог ей этого простить, но и жить без нее тоже не смог. Такова классически банальная трагическая история этой любви.

С Копенкиным судьба нас развела, мы больше не виделись, и я не знаю, удалось ли ему защитить кандидатскую диссертацию. Но как бы то ни было, у меня осталась о нем хорошая память.

Если говорить о раскрытии особо тяжких преступлений при отсутствии каких-либо улик на месте преступления, обращусь к другому убийству, расследованием которого я занимался тремя годами позже, работая уже в прокуратуре Краснооктябрьского района города Сталинграда. Думаю, раскрытие этого преступления могло бы стать поучительным для тех работников уголовного розыска и следователей, которые не придают должного значения первоначальным следственным действиям.

Суть в том, что преступление, о котором пойдет речь, тоже вполне могло бы оказаться в числе нераскрытых, и даже не на пять лет, а навсегда, каких сегодня много во всех регионах России. Только о них в прокурорских и следственных кругах не принято говорить, возможно, потому, что о них и сказать нечего, да и не делает это чести правоохранительным органам.

Раскрытие умышленного преступления, особенно убийства, как правило, всегда представляет значительную сложность. Здесь многое зависит от умения анализировать, сопоставляя объективные и субъективные признаки совершенного деяния. Но многое зависит и от интуиции следователя и опера в ее сочетании с наблюдательностью. Примером как раз этого в моей практике было раскрытие убийства инженера трамвайного депо Лабжинова.