Шрифт:
– Да тут же калитка есть, – сказала ему хозяйка.
Но он, кажется, ее не слышал.
– Погоди, Семен, не уходи, – сказал ему Федор, – поможешь мне.
Он один был почти совсем спокоен, как будто ничего особенного не произошло. Только когда они уже умывались прямо из ведра, вынесенного из дома хозяйкой, Федор сказал:
– Видно глаз уже не тот. По танкам я ловчее стрелял когда-то. Хотел в ухо, а попал в лоб. А на лбу у кабанов броня, как у танка. Того тоже в лоб взять было нельзя. Так и ждешь, бывало, чтобы подставил бок.
Все успокоились только, когда тетка Лиза поставила на стол большую сковороду с жареным мясом, и мы выпили по граненому стакану самогона. Семен оказался веселым человеком. Он рассказывал смешные анекдоты, и сам смеялся до изнеможения, совершенно не заботясь о том, смешно ли это для его компаньонов. Старый Федор, раскрасневшись, пыхтел от нескрываемого удовольствия в свои казачьи усы и подливал нам самогона, отчего Семен приходил во все больший восторг.
– Говорят, сын у тебя родился? – спрашивал его Федор.
– Да. А ты думаешь, отчего я такой радостный. Даже кабан твой меня сегодня не запугал, – весело отвечал Семен. – Долго я ждал сына. В честь отца моего, погибшего под Варшавой в сорок четвертом, Федором назвали. Так что, теперь у нас в городе два Федора. Один старый, другой малый.
И он вновь рассмеялся над собственным открытием.
– Моему Федору скоро три месяца уже, – умиленно улыбаясь, продолжал Семен, – богатырь, материной груди не хватает. По утрам хожу за специальным молоком для детей, которое бесплатно готовится при нашей молоканке. Федор съедает все и растет не по дням, а по часам.
Он весь светился. Теперь его поведение меня совсем не удивляло. Именно так чувствует себя по-настоящему счастливый человек, и ведет себя соответственно. Да, конечно, это не он смеялся здесь над собственными шутками и анекдотами, это смеялось его отцовское счастье.
Я смотрел на моих компаньонов и думал о том, что таким был мир на планете Земля и тысячи, и миллионы лет назад, но, главное, таким он будет всегда. Рай уживается с адом, рядом с жестокостью живет в людях простое человеческое тепло, ради чего и стоит на свете жить.
Никому и в голову не могло прийти в тот вечер, что убийством кабана он не закончится. От выпитого самогона все мои мысли приобрели почти совсем голубой цвет, как бывает просветление после грозы. В этот вечер, проводив Семена, мы с Федором, порядком захмелевшие, разошлись по своим комнатам, рано легли в постель, и я почти мгновенно уснул. Снился раненый кабан и друг Федора Семен, который один боролся с разъяренным животным в том самом хозяйском загоне, а мы с Федором почему-то стояли за оградой в роли зрителей. Я хотел помочь Семену, рвался в загон, но Федор держал меня за руку, и говорил: «Не надо, он сам справится». От страха я проснулся и снова уснул не сразу.
Разбудил меня Федор, сильно тормоша и что-то говоря громко и взволнованно. Я только разобрал слово «убили», которое Федор произнес не менее пяти раз.
– Кого убили?
Я с трудом включался после сна. За окном была ночь, и в комнате горел свет. Старики оба не спали, были взволнованы, как будто еще и не ложились.
Федор сразу не ответил на мой вопрос, только велел быстрее собираться, сказав, что во дворе меня ждут работники милиции. И только когда я выходил из дома, он ответил:
– Семена убили.
Это его сообщение меня привело в шоковое состояние.
– Какого Семена? Нашего?!
– Да, нашего Семена, – пробурчал старик почти со слезами. – Не у него дома, а где-то у его друга-строителя, который из Тулы, тут один живет. Говорят, брат недавно к нему приехал, только из тюрьмы вышел.
За двором у калитки меня ждал милицейский мотоцикл с коляской с двумя работниками уголовного розыска. Через три минуты мы были на окраине Котельниково около маленького домика-землянки. Было три часа ночи и было совсем темно. Труп находился внутри помещения на полу. Его обнаружила жена Семена. В поисках мужа она вначале пришла в дом Федора и, поговорив с Лизой, вторично пошла к другу мужа Андрею, где едва не лишилась чувств, наткнувшись в темноте землянки на труп своего мужа.
Да, это был Семен. Я сразу узнал его, хотя узнать было не просто, и не только потому, что осмотр проводился лишь при свете карманных фонариков, так как в землянке электричества не было, на его теле насчитали около сорока колото-рублено-резаных ран. Фотографировать пришлось со вспышкой, которая требовала подзарядки для каждого кадра. Пришлось проситься в одну из квартир соседнего дома. Оттуда взяли и понятых. Нельзя было даже предположить, что могло здесь случиться. В землянке не было никакой мебели, кроме одной кровати с сеткой без матраца. Небольшая кирпичная печка была еще теплой. На ней стояла бутылка с жидкостью. Как потом выяснилось, это была политура – жидкость для разведения масляных красок, которую после отстоя с солью на теплой печке, оказывается, можно было употреблять как спиртной напиток. Рядом с печкой стоял деревянный ящик из-под овощей, служивший, видимо, столом, и вокруг него три таких же ящика, сильно испачканные кровью, которые судя по всему, служили стульями. На ящике-столе, застеленном газетой, стояла такая же недопитая бутылка и открытая банка дешевой рыбной консервы. Было ясно, что убийцы скрылись, и что это именно те два брата, как выяснилось, по фамилии Кривых, о которых мне сказал Федор.