Так что в квартире Светланы и ее брата мне приходилось бывать, и я знал многое о жизни этой семьи.

Не ютится ли Толя-Шнур там? – подумал я.

Оставив своих работников в участке, я пешком отправился в этот притон на разведку. Квартира Светланы и ее одноглазой матери Лены была на соседней улице. Хозяйка любила выпить, а потому принимала у себя на квартире разную неустроенную молодежь, представители которой часто приносили с собой спиртное. Квартира находилась на третьем этаже пятиэтажного дома. Придя туда, я сразу понял, что не ошибся. Толя был там. Я сразу узнал его по приметам. Он был раздет по пояс и гладил на столе рубашку. Это был коренастый спортивного телосложения парень. Казалось, он даже не обратил на меня внимания, хотя я был в прокурорской форме, которую он не мог не знать. Здесь же в комнате на диване и стульях сидело еще несколько молодых людей. Я сделал вид, что зашел к Светлане по каким-то делам. Ее матери дома не было. Светлана приняла меня радушно. Мы прошли с ней в другую комнату, и я заговорил о разных мелочах, спросив, между прочим, не жених ли это ее гладит рубашку.

– Да нет, – тихо, чтобы не слышали в зале, отвечала она, – это Толик. Он часто заходит, чтобы привести себя в порядок. Иногда просит постирать.

– Что же он не стирает у себя дома? – спросил я.

– Да у него нет дома. Он только год как освободился, а мать у него где-то в деревне.

Брать Толю в квартире в присутствии народа я посчитал неудобным, распрощался со Светланой и вышел, зная, что он обязательно спросит у девушки, кто приходил, и будет срочно уходить. Спустившись вниз по лестнице до первого этажа, стал ждать. Ждать пришлось не долго. На лестнице послышалась дробь быстро спускающегося человека. Когда Толя поравнялся со мной у самого выхода из подъезда, я взял его за руку, словно хотел поздороваться с другом, заговорив как со старым знакомым:

– Здравствуй, Толя. Ты, конечно, догадался кто я. Где ты постоянно бываешь? Милиция сбилась с ног, ищет тебя. Но бог с ней, с милицией. Ты нужен мне. Хочу поговорить с тобой по одному куриному делу, которое и выеденного яйца не стоит. Пойдем до кабинета участкового.

Толя, казалось, был шокирован моим монологом, молчал, и сопротивления не оказал. Он лихорадочно соображал, как ему поступить в такой ситуации. Пауза продолжалась с минуту. Видимо он оценивал соотношение сил, и какая роль ему определена в курином деле. Потом резким движением оттолкнул меня от себя, вырвал свою руку и побежал к выходу из подъезда. Я догнал его в дверях и, сделав подножку, сбил с ног, пытаясь завернуть его левую руку ему за спину, заметив при этом, что его правая рука опустилась в карман его брюк, где возможно был нож. Прижав его к полу подъезда так, что он свою правую руку из кармана вынуть не мог, я вновь начал с ним говорить.

– Не надо, Толя, если тебя будет задерживать милиция, тебе придется тогда хуже. Я же не сказал, что арестовываю тебя. У меня и ордера на твой арест нет. Мне нужно только с тобой поговорить. Этим сопротивлением ты только доказываешь, что виновен в курином деле.

– Я не хочу к участковому. Можно поговорить и здесь, – наконец заговорил он уже почти мирным тоном.

– Ты же прекрасно знаешь, что нельзя. Давай не портить отношения.

– Ладно, пойду, все равно не отстанете, – мрачно сказал он. – С ментами я не хочу иметь дел. Они уже совсем меня затравили, как волка на охоте. Везде красные флажки наставили, просто жить стало невозможно.

– Вот и хорошо. Только покажи что у тебя в кармане, и я тебя отпущу.

– Как же я покажу, если без рук?

– Вынимай, вынимай правую руку. Думаю, тебе не нужна дополнительная статья, которая нечета куриному делу.

Он медленно, с каким-то невероятным усилием вынул из кармана руку, в которой был складной нож «лисичка» с кнопочным откидным лезвием. Этот нож в то время только появился в продаже в магазинах и был популярен, особенно у ребят-малолеток.

Я забрал у него нож, помог подняться и мы пошли. Так как наручников при мне не было, я всю дорогу держал его за руку повыше кисти. Мы шли по городу, держась за руки, как два закадычных друга почти одного возраста. Он не попытался больше сопротивляться, лишь что-то говорил о своей неудачной судьбе, даже вспомнил о матери где-то в деревне, что так и не успел побывать у нее за последний месяц.

Я спросил про «короля», кто он и где обитает.

– О каком короле речь? – спросил Толя, и прежде чем я что-то сказал, вдруг вспомнил, – может Вы о Пекарском, так какой он король, так обыкновенный слюнтяй. Я уже не дружу с ним, давно не видел и где он не знаю. Скажу лишь, что это обыкновенный трус, мамин сынок, от матери оторваться не может. А я подумал, что это он меня сдал. Светка тоже не могла, она настоящий друг. Может, скажете, как вы на меня вышли.

Я отвечал, что разговор будет потом. Мы дошли до участкового. Отправив задержанного с оперативником через паром в Николаевку, я со своим шофером вновь поехал к Светлане, рассудив, если она знает Шнура, то не может не знать Пекарского.

Девушка удивилась, что я так быстро вернулся, спросила, не забыл ли я что-то. Компания ребят как прежде продолжала сидеть у нее в общей комнате. Они играли в карты. Светлана не была с ними, а что-то готовила на кухне вместе со своей матерью. Я предложил девушке собраться и пойти со мной. Она испугалась, спросила, не собираюсь ли я ее снова задержать по какому-то делу. Я ее успокоил, сказав, что хочу прокатиться с ней по городу на машине. Ее мать тоже меня знала и отнеслась с доверием.

– Иди, коли человек просит, – сказала она дочери.

– Это что-то новое кататься по городу. Мне еще никто такое не предлагал, – сказала Светлана с кокетливой улыбкой, и поехать согласилась.

Мы ехали по улицам Камышина. Без предисловий я спросил Светлану, знает ли она Славу Пекарского.

– Короля? Кто ж его не знает, – сказала она.

– Почему ты его зовешь королем?

– Да это он сам себе такую кличку придумал, большой романтик.

– Мне он нужен. Ты не знаешь где его найти?

– Знаю, конечно, – отвечала она необдуманно, – но не думайте, что я Вам скажу, я друзей не выдаю.