Я мотала головой, я не соглашалась с Мариниными доводами, но в глубине души понимала, что Марина права насчёт Ильи. Он такой блестящий Мистер Х, а есть ли в его сердце местечко для меня?

Жизнь холостых офицеров в Северодвинске протекала достаточно бурно. Архангелогородские блондинки добры и отзывчивы, они прекрасно скрашивают досуг холостого офицера. Встретить женщину, с которой приятно провести время, всегда можно в центральном ресторане города «Белые ночи», коротко РБН. А так как утка Валеры Хомича стояла у меня уже поперёк горла, я любил ужинать в РБН.

Каждый вечер в ресторане играла живая музыка. Ребята в музыкальной группе были заметные, значительные личности, звёзды городского масштаба. Один из них, умник, наслушавшись рассказов какого-то посетителя, зэка в анамнезе, решил ввести себе в крайнюю плоть вазелин и, к несчастью, занёс инфекцию. Его любимый «прибор» отёк, опух, воспалился. Его привели ко мне. Он трясся от боли и страха.

– Доктор, делать будешь с новокаином?

– Нет, с крикоином!

С большим трудом мне удалось удалить его «тюнинг». После этого я стал лучшим другом музыкантов. А анестезия под названием «крикоин» вошла в обиход моих пациентов.

Гусарские замашки мне были не чужды. Однажды я танцевал с очередной красавицей, которая сказала, что она грустит, потому что потеряла серьгу на танцполе. Я принялся её искать, а когда её серьгу найти не удалось, я встал на колено перед девушкой, вынул звезду из погона, сделал из неё серьгу, положил в её руку и пригласил на танец. В танце я аккуратно вдел ей серьгу в ухо. Все, кто наблюдал эту сцену, охренели и зааплодировали моей красавице. Она была счастлива, и у нас намечались «отношения».

Иной раз после закрытия ресторана музыканты приглашали меня посидеть с ними за «дастарханом», то есть за столом, который накрывал дежурный повар. К полуночи мясо в бульоне для первых завтрашних блюд уже было готово, разваренные мослы изымались из общего бака и большой горкой раскладывались по тарелкам. Водка под такую закусочку лилась рекой. Как много за этими посиделками я узнал о роке и джазе! С ребятами-музыкантами я отменно отдыхал от напряжённого дневного графика.

Мне командование разрешило госпитализировать гражданских пациентов. Ещё на кафедре в академии я начал писать диссертацию по применению органосберегающих операций при желудочных кровотечениях, то есть я не проводил резекцию желудка, а делал ваготомию с пиролопластикой, при которой смертность пациентов уменьшалась колоссально – с 86 % до 19 %.

У меня здесь, в госпитале, появилась хорошая возможность продолжить то, что было моей специализацией на кафедре.

Северодвинск относительно небольшой, поэтому молва обо мне быстро разнеслась среди горожан, отбоя от больных не было. В бухгалтерии имелась статья затрат на консультации посторонних специалистов, а под боком был Архангельск с его мединститутом. Я перезнакомился со всеми заведующими кафедрами хирургического профиля. Три раза в неделю в семь утра госпитальная машина уходила в Архангельск за кем-нибудь из них, и к десяти утра тот или иной заведующий кафедрой был у меня в операционной.

Больных я готовил заранее. Так я улучшал свои практические навыки в узких хирургических специальностях: в нейрохирургии, в пульмонологии, урологии, гинекологии, травматологии, в сосудистой хирургии. Я постоянно учился, набирался опыта, стал оперировать гражданских больных не только по теме своей диссертации, но и с другими хирургическими заболеваниями.

Скучать мне не приходилось: никогда не знал, чт'o приключится в любое время суток.

Вернулся я из ресторана с милой пассией, с которой хотел провести приятную ночь, но позвонил дежурный по госпиталю и сообщил, что надо срочно брать операционную бригаду и лететь на Соловки. Там мичман выстрелил себе в грудь из пистолета и до сих пор, зараза, жив.

Мы загрузили «укладки» в автомобиль и добрались до пристани. Я, Фердинанд, анестезиолог, и Лариса, операционная сестра, на катере командира базы двинули по Белому морю к Соловкам, а точнее – к острову Жижгин, входящему в Соловецкий архипелаг.

Я немного подремал. Ранним утром мы подошли к острову, и я обомлел, увидев картину, достойную кисти мастера. Остров в сочной зелени, снежно-белый маяк прорезает синее небо, и вокруг ходит волнами серо-лазурное море. Завершает пейзаж четырёхмачтовый барк «Седов», стоящий на рейде. Это громадный парусник, флагман нашего парусного флота. Они шли в Норвегию и, находясь в районе Соловков, получили радиосообщение о том, что необходимо помочь раненому. Врач парусника оказался на острове раньше нас и уже оказывал помощь недостреленному мичману.

Мы высадились на берег острова и прошли в ленинскую комнату казармы. Там, на столе, накрытом белой простынёй, лежал раненый, кожа его была ещё белее простыни. Давление 60 на 40, пульс за 120, все признаки внутреннего кровотечения.

Врач с барка, гордый, стоял рядом.

– Не спешите, коллега, всё в порядке, помощь оказана.

– А что вы сделали?

– Как что? Вот, зашил входное и выходное отверстия.

– Понятно.

Я попросил тишины. Покачал грудную клетку мичмана, все услышали явный плеск. Фердинанд выразительно на меня посмотрел, а Лариса понимающе улыбнулась и стала готовить инструменты для операции.