Этот вечер, где будут чтить память великого трагика Александринки, я пропустить никак не могу. Бабушка мне рассказала, что будут показывать кадры из спектакля «Перед заходом солнца», который, к счастью, успели снять на плёнку. Я очень хорошо помню этот спектакль. В третьем действии Симонов сидел в кресле, завёрнутый в клетчатый плед, и слушал, что говорят ему его взрослые дети. А весь зал смотрел на его руки, и никаких слов не надо было: все чувства были высказаны через его руки. С тех пор прошло восемь лет, в последний раз Симонов вышел на сцену с этим спектаклем в 1972 году.

Как-то так сложилось, что и разговор с Игорем я наметила на сегодня. И вечер в театре сегодня. А почему я себе навертела такие планы? Наверное, специально. С разговором я тянуть не хочу, а после, в театре, отвлекусь, забудусь. Будем сидеть с бабушкой в партере, я буду держать её за руку, и все неприятности улетучатся.

Вошла в квартиру и взглядом сразу наткнулась на Игоря. Сидит угрюмый, в нелепой растянутой майке и пижамных штанах. Волосы длинные, тонкие и жирные, висят сосульками. Вот если бы он был женщиной, то точно бы встречал мужа в бигуди и в засаленном халате. Конечно, если подумать, может быть, и я виновата, что у него такой непривлекательный вид. А я и не хочу ничего менять, пусть одевается как умеет. Весь его вид не допускает мысли о сексе с ним…

А ведь случилось. Через несколько дней после моего возвращения из Ялты я с Игорем переспала. Захотелось сравнить, а вдруг мне с Игорем станет так же хорошо, как тогда в Ялте с Ильёй. Я ведь вернулась другая – чувственная, открытая. Но нет, не было той щедрости чувств, безумия, изнеможения от безмерного зноя. Какой зной? Ни жары, ни даже тепла. Я почувствовала, как обесчестила сама себя. И меня тогда в первый раз замутило, сразу после нашей близости.

Потом нежные взгляды Игоря встречали мою неизменную холодность, а на его ласковые слова я отвечала злыми колкостями. Моя бездушная придирчивость была некрасивой. Я металась, как зверёк в ловушке. И ещё каждое утро меня начала изматывать тошнота.

И вот сейчас я пришла домой и буду Игорю говорить, что не нужно продлевать наше общее плохое. Мы слишком уважаем, ценим друг друга, чтобы так небрежно относиться к нашим отношениям.

Я села на стул напротив мужа, и вместо того чтобы произнести мешанину из осторожных фраз, я абсолютно бескомпромиссно выпалила: «Я беременна. И хочу, чтобы ты сразу узнал, что не от тебя».

Я видела, что он бы с удовольствием меня ударил, в глазах вспыхнул мимолётный гнев, потом погас. Он сидит напротив, и вид у него жалкий: болезненный неудачник, которому не удаётся справиться с жизненной ситуацией, когда жена – стерва.

А я упивалась своим презрением к нему, такому мелкому. И это было совсем не интеллигентно, не по-доброму. Я была переполнена тщеславием. И, если разбираться, победитель я или побеждённый?

Я надела своё облегающее красное платье. Красный цвет символизирует полноту жизни. И я, полная желаний, ушла из старой жизни.

В Александринке мы встретились с Мариной. Она у нас известный театрал, не пропускает ни одной премьеры, ни одного значимого события. Любит собирать басни про артистов и потом часами висит на телефоне, обсуждая с подругами подробности жизни знаменитостей, смакуя детали.

После Ялты мы с ней только перезванивались, так, ни о чём серьёзном не говорили, только «как ты?» и «что делаешь?».

И вот в фойе вижу: Марина с царственной грацией идёт в сногсшибательном платье из зелёной тафты, воротник лодочкой красиво окаймляет её нежную шею. Я подошла сзади и обхватила её тонкую талию. Она обернулась, и мы обнялись. Марина на таких высоченных шпильках, что я оказалась ниже её плеч. Я почувствовала себя неуютно и отодвинулась подальше: не хотелось на её фоне выглядеть коротышкой.

Марина увидела мою бабушку рядом со мной и сразу припала к ней. Вот подхалимка, понятно же, что Марине нужны контрамарки и пропуски на все нашумевшие спектакли. Многие вьются вокруг моей бабушки: она уже много лет работает секретарём в Ленинградском отделении ВТО, то есть Всероссийского театрального общества. Начинала она ещё при Николае Черкасове, но в основном более десяти лет проработала, когда председателем ВТО был Юрий Толубеев. Про Черкасова постоянно вспоминает, как он входил в приёмную, заполнял пространство своим низким глубоким голосом и всех приветствовал, элегантно целуя руки дамам.

Я оттащила Марину от бабушки и отправилась с ней в буфет – выпить шампанского. К бабушке сразу подбежали любопытствующие, чтобы она рассказала о новом председателе отделения ВТО, в должность тогда вступил Кирилл Лавров.

– Ну что, голуба, рассказывай про себя, – немного снисходительно обратилась ко мне Марина.

– У меня шквал новостей. Не хочу здесь вскользь говорить.

Смотрю, Марина мгновенно переменилась в лице. Она сбросила свою царственность, нависла надо мной, даже сделалась меньше ростом и приготовилась проглотить меня со всеми моими событиями.