Хотя утечки, конечно, тоже случались. Но мелкое заклятье типа той же маскировки – это ерунда, легкий дымок, который мгновенно развеется… а выплеснуть эту бешеную силу в масштабном плетении – все равно что вывесить кое для кого транспарант с текстом «блудного мага искать здесь».

Но главное правило оставалось неизменным. Он мог сколько угодно играть с чернильными ручейками черной силы, пуская их на свои нужды – главное при этом не обращаться непосредственно к магии смерти. Не проводить ритуалов, не зачерпывать чужую энергию жизни, преобразуя ее в энергию смерти, не получать силу даже от чужой боли. В этом была суть длительного и весьма нелегкого ограничительного обряда, с помощью которого Кэллиэн надеялся окончательно порвать с прошлым.

Сначала было трудно. Когда ты спокойно пользуешься этой силой и прибегаешь к ней не задумываясь на протяжении десятков лет, без нее кажешься себе слепым, глухим и беспомощным. Но со временем он привык, многому научился – и теперь был способен пользоваться не только темными, но и некоторыми светлыми заклятьями, адаптировав их под природу своей магии.

Кэллиэн ужом юркнул в узкую щель тайного хода, скрытую от лишних глаз, и помчался вверх по лестнице, затем свернул в узкий коридор и перешел на беззвучный, скользящий шаг. В ноздри из-за стены ударил стойкий запах больничного крыла, и маг невольно поморщился, вспомнив о собственной вспышке.

Узнав об истинных планах проклятого оборотня, он на какое-то время потерял контроль.

«Похвальная сдержанность» на самом деле таковой не являлась. Услышав о том, что грозило бы Инерис в случае заключения этого брака, Кэллиэн утратил власть над яростью. Поэтому он даже не пытался провести ритуал забора силы.

Он просто бил.

Кэллиэн вздохнул.

Поведение, в высшей степени недостойное черного мага.

Покосился на запястье, медленно провел по нему пальцами, скользнувшими по скользкому от крови рукаву.

Иногда такие напоминания оказывались весьма своевременными. Он не имеет права расслабиться, утратить бдительность, самонадеянно решить, что полностью контролирует себя. Особенно в обществе Инерис. Что делать? Ответ один. Прекратить раз и навсегда их милые посиделки, раз по какой-то неведомой для самого себя причине он в последнее время то и дело нарушает собственное решение не приближаться к людям ближе, чем это необходимо.

На душе вдруг стало совсем пакостно.

Кэллиэн растерялся окончательно.

Это же верное решение. В сложившихся обстоятельствах – лучшее. Почему тогда от него стало так тяжело?

Потому что Инерис расстроится.

Впрочем…

Он по привычке пытается мыслить старыми максималистскими категориями. Но это больше ни к чему.

Прекращать с ней общение не нужно. Главное – не допускать двусмысленных ситуаций. Не оставаться с ней наедине и тем более не касаться ее. Это рискованно. В остальном – пусть все будет как всегда. На самом деле ему ведь не нужно ее избегать.

Кэллиэн легонько улыбнулся краешками губ. Это решение казалось более правильным. Стало легче.

В конце концов, она дочь князя. Человека, которому он обязан своим нынешним – весьма комфортным и приятным, особенно по сравнению с прошлым – положением. Человека, которому он доверял и который доверяет ему. Человека, который все знает о нем, но при этом не пытается сделать его бездушной машиной для убийства.

Первого, чью кровь и жизнь он хотел и сумел сохранить, а не забрать.

***

Инерис честно просидела в заточении весь следующий день, больше не жалуясь и не пытаясь выбраться из покоев. Разговор с Кэллиэном дал ей достаточно пищи для размышлений – и навел на новые вопросы. Она терпеливо дожидалась окончания домашнего ареста, чтобы наконец задать их лично отцу – и на сей раз ее ничто не остановит.

Но следующим вечером состоялся еще один непредвиденный визит.

Инерис, отпустив служанок, осталась сидеть в гостиной у камина, вновь обдумывая сказанное Кэллиэном.

Пожалуй, насчет того, что ей необходимо лучше знать саму себя и не следовать слепо всему, что ей говорят отец или князь Ратри, маг был прав.

Не понимала она другого – почему ее вполне логичные доводы в пользу того, что ей о любви лучше не мечтать и не думать, вызвали у него такую реакцию. Словно… словно ударили по больному месту. Неужели из-за своей принадлежности к темным магам Кэллиэн считает, что ни одна женщина не захочет быть вместе с ним? Или там была какая-то загадочная трагедия?