Идущий через пустыню караван заметил повисшую над песками тучу слишком поздно. Она возникла словно из ниоткуда: только что горизонт был чист, и унылый пейзаж ничем не цеплял взгляд. Верблюды шли мерно и ходко, уставшие люди почти не переговаривались, подремывая в седлах, — все было так же, как и вчера, и позавчера, и много дней до этого.

Когда закричал Анкиф, едущий впереди на своем верблюде, и поднял руку, указывая куда-то вверх, все встрепенулись и посмотрели на небо. Некоторым показалось, что перед ними мираж: туча росла на глазах, закручиваясь и клубясь темными вихрями, меж которых то и дело просверкивали молнии, — и все это происходило без единого звука, в давящей неестественной тишине. Пока остальные замерли, рассматривая странное явление, обладающий самым острым зрением Зайкир, племянник Анкифа, пришпорил своего верблюда и нагнал дядю.

— Это не гроза! — прокричал он, чуть задыхаясь. — Смотри!

Анкиф посмотрел — и не поверил глазам. Суеверный ужас исказил его черты — там, наверху, был остров, лежащий на туче, словно на огромной подушке. Скудная растительность, едва покрывающая ощетинившуюся острыми краями каменную поверхность, выглядела удручающе, а возвышающийся посреди острова замок — и как только они его не заметили прежде?! — и вовсе ужасал своими размерами и мрачным видом.

— Что это, дядя? — наклонившись в сторону Анкифа, почти прошептал Зайкир. Губы его прыгали, в темных глазах плескался страх.

— Ифринн, — едва сумел выговорить тот, выбив замысловатую мелодию зубами.

Между тем остров и замок заметили и другие. Тут и там раздавались крики ужаса и слова молитв. Умудренный опытом Анкиф знал, что призывать Джиан-лла бесполезно — могущественный злобный дух если и не был равен Ему по силам, то уж точно мог стать достойным противником, если бы их интересы однажды пересеклись, но этого никогда не случалось. Перед ифринном люди были беззащитны.

Древние легенды гласили, будто находились смельчаки, сумевшие одурачить ифринна. Слышал Анкиф и о том, что предыдущему правителю Сантаррема удалось пленить могущественного духа. Люди говорили, вырвавшись на свободу, тот страшно отомстил своему обидчику, наслав чудовищное проклятье на его род. Может, оттого у великого эймира Заитдана до сих пор нет детей — а ведь ему уже тридцать шесть, и у него двенадцать жен и двадцать три наложницы!

Все эти мысли вихрем пронеслись в голове перепуганного торговца. Туча к тому моменту закрывала уже весь горизонт. Сбившись в кучу, ревели верблюды; люди метались в панике, рвали на себе волосы, молились, плакали. Анкиф знал, что они обречены, но не желал умирать, как трус. Приподнявшись в седле, он отыскал взглядом племянника — тот соскользнул на песок и стоял, пригнувшись, около своего верблюда. Темные глаза Зайкира были прикованы к зловещему замку. Он не плакал и не молился — и на мгновение Анкиф ощутил гордость за то, что так хорошо его воспитал. Затем взгляд его переместился чуть дальше, и он увидел белобородого старца, мирно сидящего на песке. Его лицо было безмятежно, что казалось особенно странным и даже диким на фоне царящей вокруг паники. Анкиф помнил этого старика — тот напросился к ним в караван в самый последний момент. Его не хотели брать — он был слишком стар, чтобы выдержать переход через пустыню, однако письмо за подписью самого эймира быстро решило дело. В начале пути торговец попросил своего племянника присматривать за старцем, что тот и делал.

«Не иначе, двинулся умом от страха», — промелькнуло в голове у Анкифа, и тут раздался оглушительный рев, разом поваливший на колени даже верблюдов — не говоря уж о людях.

Вывалившись из седла, Анкиф ткнулся лицом в песок и замер, прикрыв голову руками. Зайкир поступил точно так же — и лишь странноватый старик продолжал сидеть, скрестив ноги и полуприкрыв глаза. «Хафис! — вспомнилось вдруг Анкифу. — Его зовут Хафис».

— Людишки! — сотряс земную твердь громоподобный голос, доносящийся, кажется, разом со всех сторон. — Как вы посмели явиться сюда?!

Ответа на этот вопрос попросту не существовало. Аксаханская пустыня не была запретной территорией, прежде здесь никогда не встречали ифриннов — люди вообще не знали, где они обитают! — а потому самым страшным, что угрожало здесь путникам, была гибель от жажды.

— За свою дерзость вы поплатитесь душами! — разнеслось над песками.

Туча прекратила расти и зависла над головами перепуганных обреченных людей.

— Он должен предложить нам выкупить нашу жизнь! — лихорадочно прошептал Зайкир. Его дядя повернул голову и посмотрел на племянника, опасаясь, что тот потерял разум, однако взгляд парня был ясен. — Я слышал в одной легенде…

Теперь и Анкиф припомнил нечто подобное. Духи ли, боги ли, люди ли — все подчинялись определенным правилам, всех ограничивали какие-то запреты. Ифринн не мог отнять у человека жизнь, не предложив ему возможности выкупить ее, однако это еще никого не спасло. Ни золото, ни драгоценности, ни шелка не прельщали могущественного духа — ни у кого из людей попросту не было ничего, что сумело бы его заинтересовать.

— Жалкие создания! — прогремел ифринн. — Трясетесь за свои ничтожные жизни… К чему мне ваши трусливые души? Какой от них прок?

Краем глаза Анкиф заметил, что эти слова во многих вселили надежду — но только не в него. Он-то знал, что ифринн лишь играет с ними, и заканчивается эта жестокая игра всегда одинаково — смертью.

Вокруг каравана закрутились небольшие песчаные смерчи. То отдаляясь, то приближаясь, словно живые существа, подчиненные чужой воле, они вновь породили отчаяние в сердцах людей.

— Презренные! — продолжал неистовствовать дух. — Если бы я желал, вы были бы уже мертвы, но по высочайшей своей милости я подарю вам шанс. Предложите мне выкуп — и если он сумеет меня удивить, я отпущу всех до единого!