— Нет! — резко ответил эймир, и черные глаза обернувшейся Ясминай сверкнули торжеством, а губы тронула легкая улыбка.

— Ступай, — вновь обратился к жене Заитдан и поцеловал ее в лоб. Та повиновалась мгновенно.

Когда двери за ней закрылись, Рун молча протянула эймиру лекарство. Он выпил, не задавая вопросов, и сел, преодолевая слабость и боль. Рун отошла, чтобы ополоснуть кубок.

— Не сердись на мою резкость, — сказал он ей в спину. — Ты видела Ясминай. Она кроткая и ласковая только в моем присутствии. Отпустить тебя на женскую половину дворца все равно что бросить в клетку к голодным львицам. У меня там еще одиннадцать таких же, как Ясминай, — не говоря уж про двадцать три наложницы.

— Я не столь беззащитна, как кажется, — обернулась к нему Рун.

— Знаю, — он похлопал ладонью по расшитому золотом покрывалу. — Подойди сюда, сядь. Мне нужно поговорить с тобой.

Девушке стало страшно. Взгляд Заитдана был так серьезен! Что он хочет сказать? Она послушно опустилась на постель подле эймира, не осмеливаясь заглянуть ему в лицо.

— Однажды мы играли в одну игру, — начал он. — Я строил предположения о твоем прошлом, а ты подтверждала или опровергала их. Сейчас я хочу продолжить.

— Но…

— Не спорь. Это не просьба. Болезнь возвращается, и мне с каждым днем все хуже. Ты подарила мне надежду, вернула вкус к жизни — теперь я чувствую все острее и ярче, чем прежде. Я научился ценить то, что раньше воспринимал, как должное. Если бы ты не отравила меня — а я знаю, что той старухой на базаре была ты, изменившая свой облик с помощью корня тирлича! — я никогда бы не испытал подобных страданий, но и никогда бы не научился по-настоящему любить жизнь и быть благодарным за все, что имею, — Рун дернулась при этих словах, пытаясь вскочить, но Заитдан удержал ее. Пальцы у него были стальные. — Не бойся. Я давно догадался, что это сделала ты — и что действовала ты не по собственной воле, и потому я предположу, как все было, а ты подтвердишь или опровергнешь мои догадки.

В разноцветных глазах Рун сверкнули слезы. Он знал, все это время знал, как она виновата перед ним, — и безропотно принимал из ее рук лекарства, одаривал своим расположением, делился мыслями… Боги, как же она могла дойти до такого!

— Итак. Я полагаю, что на меня ополчился некий могущественный колдун. Просто убить меня не входило в его планы, зачем-то я нужен ему живым. Зачем? — это вопрос. Он дал тебе заколдованный фрукт — он же и научил тебя, как заставить болезнь отступить. Однако вылечить меня окончательно тебе не под силу — либо ты по каким-то причинам не делаешь этого, — пристально вглядевшись в ее виноватое, потерянное лицо, он кивнул самому себе. — Вижу, что это так. И объяснение тому может быть только одно: последний этап лечения хуже смерти. Я прав?

Рун беззвучно плакала. Она не кивнула в ответ, но Заитдану этого и не требовалось.

— Узнав меня получше, ты поняла, что можешь мне доверять и рассчитывать на мою защиту, однако же продолжала молчать. Почему? Думаю, у колдуна, которому ты служишь, есть нечто, что для тебя дороже собственной жизни, — эймир помолчал и вдруг крепко взял девушку за подбородок, заставляя поднять голову. — Он удерживает в плену кого-то из твоих родных? Родителей, братьев, возлюбленного — кого? Скажи мне!

— Мою дочь, — прошептала Рун, и пораженный Заитдан опустил руку, однако теперь девушка смотрела ему прямо в глаза. — Вот уже два года она живет в его проклятом замке, а я делаю ужасные вещи, выполняя его поручения. Если я откажусь следовать его воле, она умрет.

— У тебя есть дочь?!

Рун кивнула. На душе вдруг стало легко, будто она переложила непосильную ношу своих кошмаров на широкие плечи Заитдана.

— А… ее отец?

Девушка слабо качнула головой, опуская глаза, и снова сказала правду:

— Он о ней даже не знает. Я ничего не слыхала о нем вот уже пять лет.

— Не понимаю, — задумчиво обронил эймир, — как же он мог оставить тебя?

— Потому что я ведьма, — твердо ответила она, — а его призвание — уничтожать мне подобных. Он меня пощадил — и я благодарна ему за это. Последующие события моей жизни лишь подтвердили, что он был прав, отвергнув меня. Я сотворила столько зла, что и не перечислишь. Жизнь моя не имеет ценности, и если я до сих пор жива, то лишь ради дочери.

— Твоя жизнь бесценна, Рун, дар прекрасен, а душа светла. Я знаю, я вижу это. Все это время твои страдания были написаны у тебя на лице. Я видел, как ты боролась с собой, разрываясь между страхом за дочь и нежеланием причинять мне вред. Что ты должна была сделать со мной?

— Выяснить тайное имя и поработить твою душу, — прошептала она. Эймир усмехнулся.

— Сантаррем — могущественная держава, — заторопилась Рун. — Получив возможность управлять тобою, ее эймиром, колдун мог бы захватить весь мир. Через тебя ему стали бы ведомы тайные имена всех твоих подданных; да и кто помешал бы ему повелеть твоими устами? Мне неизвестны все его планы, но всемирное господство, по-моему, только лишь первый этап…