Приподнимаясь на колени, люди принялись переглядываться и озираться в поисках своих тюков. Караван вез немало товаров — но какую ценность представляют они для ифринна?

— Талисман! — выкрикнул вдруг один и вскочил на ноги, крепко сжимая в кулаке тускло блеснувшую вещицу на длинной цепочке. — Он передается в моем роду из поколения в поколение и неизменно приносит удачу! Говорят, его подарил моему предку сам Джиан-лла…

— Глупец! — расхохотался ифринн. Выстрелившая из тучи молния коснулась парня и превратила его в горстку пепла, тут же унесенного песчаным вихрем. Талисман упал на песок, а затем поднялся в воздух и медленно поплыл к замку — и в этот самый миг люди вдруг разглядели его владельца, наполовину принявшего человеческий облик. То был могучий мужчина с остроконечной загнутой бородой и подкрученными усами. Резко изогнутые темные брови его сходились на переносице, из глаз бил неземной голубоватый свет, резкие черты лица дышали жестокостью. Из-под синей с золотом чалмы свисали крупные украшения, массивную шею плотно обхватывали четыре серебряных обруча, одно плечо и левую часть груди закрывал золотой доспех, талию окутывал голубой струящийся шарф из тончайшего шелка. закрепленный крест-накрест поясом из золотых медальонов. Пальцы ифринна с длинными острыми когтями унизывали драгоценные перстни, по груди и могучим рукам растекался узор из светящихся кругов и полос — а ног не было вовсе, вместо них струился белесый туман и крутились песчаные вихри.

Показавшись людям, могущественный дух начал расти и вскоре закрыл собой собственный замок. Торговцы замерли, не смея отвести от него перепуганных взглядов. Смерть одного из них лишила оставшихся последнего проблеска надежды — и только старик Хафис все так же спокойно сидел на песке, и на лице его играла легкая усмешка.

Ифринн хлопнул в ладоши так, что содрогнулась земля, — и со всех сторон к нему стали слетаться бесплотные духи. Они кружили вокруг него, заглядывали в глаза, стремясь оказаться как можно ближе к своему господину. Люди застонали, завыли от ужаса, но ифринн поднял руку, и все тут же смолкло.

— Мне есть что тебе предложить, о великий ифринн Аблис-Марр! — в наступившей тишине надтреснутый голос Хависа прозвучал неожиданно громко.

Люди принялись украдкой осматриваться, ища глазами безумца, осмелившегося подать голос. Смуглая кожа принявшего человеческий облик духа потемнела, подобно грозовой туче, и узоры на ней засверкали, как молнии.

— Кто ты, человечишка, дерзнувший произнести мое имя?!

— Простой смертный, который надеется выкупить свою жизнь и жизни своих спутников.

— Этому не бывать!!! — загромыхал ифринн. — Тебе нечем меня подкупить. Многие пытались — но ваши земные сокровища ничто по сравнению с тем, чем владею я сам!

— Но у меня как раз есть что-то твое, Аблис-Марр, — спокойно улыбнулся старик и вынул из висящей через плечо холщовой сумки, с которой до этого не расставался ни днем ни ночью, некий предмет, завернутый в бесценную шелковую накидку.

Ифринн взревел — этот предмет женского сантарремского одеяния был ему как будто знаком.

— Глупый старикашка! Неужели ты мог подумать, будто я променяю ваши жизни на тряпку?

— Накидка эймирани Шахриянн лишь памятная вещица, греющая душу бедного старика, — я же предлагаю тебе то, что под ней.

Анкиф замер, услыхав это имя. Эймирани Шахриянн была матерью эймира Заитдана — и единственной женой его отца. Она правила наравне с мужем — более ни одна женщина ни до, ни после нее не удостаивалась этого титула. Она наложила на себя руки вскоре после того, как порабощенный ее супругом ифринн вырвался на свободу и принялся мстить. Боги, да не тот ли он самый…

— Если ты рассчитывал, что память о глупой женщине, выбравшей смерть вместо вечного служения мне, избавит тебя от гибели, то ты просчитался, старик! — ифринн был в ярости. Молнии слетали с его пальцев, запястьев и плеч и били в песок, оставляя дымящиеся воронки. Люди в ужасе закрывали головы руками, не смея даже вскрикнуть.

— Память о женщине, чью душу ты возжелал столь сильно, что готов был на все ради этого, придает мне сил, — смиренно поклонился Хафис, по-прежнему не торопясь разворачивать накидку.

— Она была воровкой и лгуньей!

— Ты сам отдал ей то кольцо, чтобы она могла призывать тебя, когда бы ты ей ни понадобился. Ты надеялся завоевать ее, Аблис-Марр, хотел, чтобы она доверяла тебе, видела в тебе могущественного друга и покровителя, — но лишь для того, чтобы забрать ее душу. Впервые со дня сотворения мира ты возжелал, чтобы тебе служили добровольно и по любви, — но сердце эймирани всегда принадлежало только ее супругу.

Ослепительно сверкнувшая молния ударила в песок прямо у ног старика. Он на мгновенье зажмурилась, а когда снова открыл глаза, в них не было страха.

«Может ли быть, чтобы могущественный дух воспылал страстью к земной женщине? — билось в голове у Анкифа. — И, если это так, выходит, эймирани покончила с собой не из-за скорби по мужу и господину, но во имя спасения души».

— Ты не можешь убить меня, Аблис-Марр, не оценив предложенного выкупа, — спокойно сказал Хафис, поднимаясь на ноги и медленно разворачивая накидку.

Позабыв о страхе, люди приподнимались с земли и вытягивали шеи, гадая, что он там прячет и действительно ли это сумеет спасти их жизни. В самый последний момент старик наклонился и опустил на песок свой сверток, а после — откинул последнюю полоску ткани, и глазам изнывающих от страха и любопытства путников предстала резная украшенная драгоценностями шкатулка с крышкой, напоминающей купол дворца. Испустив полный ярости крик, ифринн вдруг из черного сделался почти совершенно прозрачным, а Хафис откинул крышку, выхватил одиноко лежащее в шкатулке кольцо и надел на палец.