Пугливая птица, вспархивающая от малейшего шороха или движения, почему-то беззаботно ела с её руки ягоды тростянки и, кажется, выглядела не мене счастливой, нежели его сияющая счастьем жена.

Из натянутой, словно взведённая тетива и готовой в любую минуту к нападению магички, она вдруг превратилась в совершенно обычную девушку. Юную, улыбчивую и снежно-чистую, как утро сегодняшнего дня, когда Бьёрн, словно впервые, увидел эринейку стоящей у окна в ореоле солнечного света - с кувшином молока в одной руке и куском пирога в другой.

Она ела жадно и быстро - жмурясь, то и дело облизывая яркие губы, точно дразнилась. И Бьёрн не знал, почему его это так заводит. Точнее понимал, что женщины у него не было очень давно: с тех пор, как умерла Иртра, его третья жена, и поэтому мужское тело остро реагировало на возбуждающий его объект. Но было и что-то особенное в том, как хрупко эринейка смотрелась в его необъятно большой рубахе. С этими спутанными и торчащими во все стороны короткими волосами, мягкой впадинкой у горла и стройными босыми ногами.

Необъяснимо хотелось провести по ним ладонью. От самых икр до бёдер, чтобы понять такая ли гладкая и шёлковая у неё там кожа, как кажется на первый взгляд.

От девушки пахло чем-то неуловимо приятным, каким-то особенным присущим только ей ароматом, к которому Бьёрн жадно принюхивался, запоминая и понимая, что уже никогда и ни с кем его не перепутает.

Он сглатывал, пялясь на её губы и в мыслях представлял, как слизывает с них сладкие капли молока, чуть прикусывает нижнюю и с наслаждением закрывает её рот поцелуем.

Но когда думая лишь об этом, быстро сделал шаг девушке навстречу, то наткнувшись на её колючий взгляд, тут же очнулся от наваждения.

Вот же идиот! Нашёл о чём грезить! Мозги из головы совсем в урды перетекли! Да что же он, бабы полуголой никогда не видел? А тут... было бы на что смотреть!

И тем не менее, вместо того, чтобы напомнить себе сейчас об этом ещё раз, он как последний болван вновь смотрел на трогающую её губы светлую улыбку, совершенно забыв о том, что ещё мгновение назад, пытаясь её найти, носился по дому словно угорелый, обещая себе посадить выбешивающую его строптивую девицу под замок.

За каким виххардовым проклятьем Иден куда-то ушёл из дома и оставил её без присмотра? Просил же - глаз с неё не спускать! С её характером только неприятности на одно место искать.

Странная... Абсолютно не похожая на местных женщин. Вроде на вид слабая, а внутри сильная. Ни жалоб, ни слёз, ни истерик... А ведь Бьёрн поначалу думал, что магичка если не разнесёт его халле к такой-то матери, то сделает его жизнь в нём просто невыносимой. Ждал войны - без передышек и жалости. А она вон - красногрудку кормит и улыбается. Что такого нашла в ней священная птица, раз приняла за свою?

Бьёрн неотрывно смотрел на девушку, понимая, что пришёл сюда совсем не за этим, а стряхнуть с себя оцепенение, как ни странно, не мог.

Почувствовав у себя за спиной запах приближающейся Сигрид, он неосторожно шевельнулся, и от звука хрустнувшего под его ногой снега, птица пугливо взмыла в высь, а эринейка резко развернулась.

Тепло её взгляда сменилось промозглым холодом, от которого невольно захотелось нахмуриться. И какое-то время Бьёрн именно это и делал, глядя в настороженное лицо жены.

– Почему раздетая на улицу вышла?
– наконец не выдержал он, и бровь эринейки удивлённо дёрнулась, словно подобный вопрос был здесь совершенно не к месту.

– Оэн, простите, - заискивающе пролепетала глупая Сигрид, тряся пуховым платком, который принести - принесла, а на плечи своей эль-манне так и не накинула.
– Это я виновата. Долго за шалью бегала.

Бьёрн испытывающе зыркнул на девчонку и перевёл взгляд на магичку. Та упрямо безмолвствовала, и от этого раздражение занозой засело где-то у него под рёбрами.

– Если она заболеет - с тебя спрошу!
– выдёргивая у Сигрид из рук платок и укутывая в него жену, рыкнул Бьёрн, не понимая, с чего вдруг его так задевает её молчание.
– Марш в дом! Обе!
– резко уронил он.

Оэн не ждал, что его приказ эринейка послушно выполнит. Думал, сейчас взбрыкнёт и ответит что-то в своей ядовитой манере. А потому, когда жена, гордо вскинув голову, спокойно прошла мимо него к двери мастерской, растерянно округлил глаза.

Что это с ней? Одумалась или наоборот - что-то задумала?