— Тебя выслушает... — Прадн без запинки выдал длиннейшее слово, будто бы цельновырубленное из скальной породы.

Говорить на подгорном — всё равно что перекатывать на языке пригоршню гальки, примерно столь же удобно для произношения. Даже хуже эльфийского: там, чтоб не прослыть дикарём и вообще быть услышанным, подобает говорить невозможно высоким, почти женским голосом. Всего больше по душе Когану был авалларский, всякая речь — баллада. А уж если Эджая упрашивали спеть, Согрейн готов был слушать и слушать, мало не с открытым ртом... Демиан говорил на западном наречии свободно, как прирождённый аваллар, и, как отца, его можно было слушать, теряя счёт времени. Эльфийский он жаловал меньше, хоть и на нём изъяснялся сносно, много лучше Когана...

— Вроде Малого совета по-нашему, — снисходительно разъяснил Прадн, истолковав молчаливость Когана (некстати захватившие в плен воспоминания) незнанием языка. — Это, в общем-то, хороший знак. Толстяки те ещё болтуны, болтают они долго, шумно и со смаком. И чем больше коротышек соберётся... ну, ты понял. Это с одной стороны. А с другой — если бы Уркаст послал тебя разливаться перед всем их превеликим сборищем, на которое может заявиться любой крикун, кто по здешней иерархии чуть выше толкающего тележку работяги... Уже этим Уркаст дал бы понять, сколь много у него веры ведьмацким посулам.

— Понимаю. И всё же я полагал встретиться с подгорным королём лично.

— Эва, куда забросил! Лично... Лично старую развалюху уже лет пять никто не встречает. Как бы помирать не удумал. К тому оно, конечно, и идёт, Уркаст лет двести как не мальчик. Однако скверно: для коротышки он неплох. А что выйдет из их нового — кто угадает? Совсем щенок.

— Ну, ну, хорош скрипеть, старая телега, — фыркнул Коган.

— Телега хоть скрипит, да покуда едет. Засупонивайся, неженка, — едко ввернул Прадн. — И — пехом, пехом.

***

До самых Подлунных врат Прадн не отказывал себе в удовольствии поёрничать. Коган помалкивал. Без ворчливого товарища он, если бы и преодолел недолгую, если мерить по прямой, дорогу, то уж точно не отыскал бы входа: так ловко тот запрятан был когда-то, когда мастерство подгорных мудрецов достигло наибольших высот. И обнаружить стражей пограничья крепкому середнячку-магу, каковым Согрейн и являлся, было делом совсем не пустяшным. Более опытный и способный Прадн засёк их раньше, Коган же ограничился лишь примерным направлением, откуда велась хладнокровная слежка. Разумеется, коротышки были заранее предупреждены и ожидали ведьмацкое "посольство".

Отстранённо наблюдая, как средь заснеженных валунов вырастают приземистые массивные фигуры; как скальный выступ, с хороший дом величиной, беззвучно и словно бы буднично, безо всякой будто бы магии преобразуется во врата, способные выплюнуть целую армию, посол кисло подумал, что убедить в необходимости сотрудничества уверенных в совершенной неприступности своего королевства подгорников окажется ещё более непросто, чем он полагал с самого начала.

Против ожидания Когана обнаружить некую чадную штольню, под землёй было светло, как на поверхности. Свет лился отовсюду, из видимых и потаённых источников. Некоторые, вероятно, имели магическое происхождение, но энергия, которую черпали подгорные мудрецы, явно имела иную природу, нежели та, с какою привык иметь дело Коган.

Подгорные чертоги не уступали в размерах дворцам наземным, а, быть может, и превосходили; здесь сложно было мыслить привычными величинами, масштаб искажался.

Камень, камень... Драгоценный, полудрагоценный, скальная порода. От осознания того, сколько тысяч тонн застыли в немыслимом равновесии над его головой, Согрейну делалось не по себе.

Многоуровневые залы, уходящие в перспективу ряды анфилад. Отшлифованные поверхности сплошь покрыты резьбой: короли древности, легендарные герои, сюжеты преданий и давно отгремевшие битвы. Суровость высеченных лиц обрамляла вызывающая роскошь оправы — гномы не считали зазорным демонстрировать богаства.

Но поразительней всего были механизмы, то опускавшие Когана и молчаливых сопровождающих ещё глубже, то вздымавшие к новым невероятным сооружениям, и раздвижные ворота, отсекающие сегменты грандиозного каменного муравейника.

Стража пограничья осталась на своём посту, тотчас растворившись. Проводники двоих ведьмаков сменялись несколько раз за протяжённый и энергичный путь. Теперь это были рослые — макушки шлемов доставали Когану до плеча — молодчики. "Стража внутренних ярусов", — догадался Коган.

Привилегированные воины мерно печатали шаг, заключив Когана и Прадна в движущийся квадрат. Убранство дворцов сменилось на более сдержанное: тем, кто был допущен в сердце каменного королевства, не было нужды пускать пыль в глаза. Восемь гномов-великанов, неотличимые в приклёпанных к шлемам золотых личинах, остановились и впечатали в пол древки алебард. Дверь, к которой они привели ведьмаков, не бронзовая с золотыми и серебряными оковками, не усаженная блистающими камнями, какие на поверхности украсили бы венцы правителей. Дверь была дубовая — истинная роскошь в королевстве камня — и по этому лишь Коган понял, что за ней его ожидает Малый совет. Он отдал всё наличное оружие Прадну и вшагнул в зал как в холодную воду.