— Понимаю. Вам бы хотелось поскорее поведать друг другу свои девичьи тайны.

— Если вы не будете против, герцог.

— Ну разумеется, разумеется. — Нолан огладил бороду и по этому недавно появившемуся жесту Диана заподозрила вообще не свойственную этому человеку нерешительность.

Она положила руку в перчатке на предплечье Нолана, обращая на себя его взгляд.

— Герцог, я ваша должница. Помимо того, я навеки друг вашей семьи. Вы можете открыть мне причину вашей обеспокоенности, и это знание не уйдёт дальше моего разума. Скажите, милорд, всё скверно?

— Скверно? Пожалуй, это словцо придётся к месту. Это... несчастье Ниери до сей поры не сумела пережить. Девочка не прекращает обвинять себя, хоть, видят боги, она ни в чём не виновата. Несчастье без причины... без видимых причин, может случиться с любой и не помешает... в дальнейшем. Так говорят лекари, а я, смею вас уверить, герцогиня, не экономил на здоровье девушки. В конце концов, это в моих собственных интересах, раз уж сын выбрал её и не мыслит рядом с собой никакую другую. — Нолан с сожалением посмотрел на Ариату, но она предпочла не заметить намёка. Как же, брак с Треем — союз столь же противоестественный, как союз с родным братом. — Но она замкнулась на этом переживании, ходит как полупомешанная. Сын пытается заново вдохнуть в неё жизнь, но она противится его участию как чему-то недопустимому и сама утягивает Трея за собой в этот омут, распространяет свой душевный недуг как заразу. Теперь вам известно всё, я был откровенен как перед Многоликой или душеприказчиком.

— Благодарю за откровенность, герцог.

— Понимаю, вы подруги... — вновь заговорил герцог, — и были вместе в непростое для вас время. Вы, по сути, свели Трея и Ниери. Я понимаю. И вы, разумеется, выступите на стороне защиты этой девочки.

— Я не стану выступать ни на чьей стороне, — без вызова возразила Диана. — Ниери... не могу представить величину её потери. Крушение надежд нелегко перенести и сильнейшим из нас. Но и ваше беспокойство мне не чуждо. Позвольте увидеться с ней.

— Быть может, с вашим появлением что-то изменится... — пробормотал Нолан. — Я сам вас провожу. Она не выходит даже к вечерней трапезе. Сюда, прошу...

***

В комнатах Ниери, как по ночному времени, были задёрнуты все портьеры. Свечи давно прогорели, тусклый воск покрывал слой пыли — в этом Диана уверилась исключительно на ощупь, когда водила руками, пытаясь обрести зрение. Она довольно долго простояла так, молча, прежде чем сумела понять, что держится за каминную полку, а непроницаемые квадраты опущенных портьер окружены участками пробивающегося извне полусвета. Эти-то блёклые пятна и позволили примерно обрисовать обстановку помещения. Диана медленно двинулась вглубь комнат, направляемая единственно наитием.

***

Диана нашла её там, где и предполагала: невидимую за полураскрытым балдахином и слоями кисеи под ним. Совершенно потерявшуюся в снежной пустыне одеял и подушек, и даже надетые на неё сорочка и криво застёгнутый пеньюар были слишком велики для неё, и Ниери утопала в пене кружев и бесформенных складок, кажущаяся ещё меньше и истощённей, нежели была в действительности.

— Искорка... — вырвалось со вздохом, но это слово прозвучало настолько чуждо, что повисло между ними облачком дыхания. — Ниери...

Диана протянула руки, словно в намерении поймать Ниери сквозь все занавесившие её покровы. В ней словно защемило какой-то душевный нерв.

Призрачная девушка в слежавшихся кружевах отпрянула, увязая в подушках. Диана отступила на шаг, отдёргивая руки и прижимая их к груди.

Ниери дёрнулась, будто подо всеми этими накрахмаленными, с вышитыми вензелями и инициалами тряпками была прикована к остову кровати, и вдруг совершенно по-детски позвала:

— Диана...

— Я здесь, здесь... — зашептала девушка, и принялась разводить бесконечные завесы, увязая в них, и всё больше упрямясь от этого несвоевременного сопротивления. Отдёргивала, как полотнища паутины. Позвала громче, настойчивей: — Я здесь!

— Диана! — ответно взорвалось рыданием.

И они сжали друг друга в объятиях, с крючками оборвав последнюю занавесь.

— Благодарю, герцогиня, — говорил тем же вечером герцог Нолан. За время ужина сгорало не менее фунта воска, но и превеликое множество свеч не разогнало тени в углах пиршественного зала, и уж точно ничто не могло сделать его старомодную обстановку уютнее. Слуги, облачённые в котты с эмблемами герцогского дома, статуями стояли за креслами хозяев и гостьи, лишь по временам над приборами возникала подающая свежую салфетку или держащая графин рука, словно не принадлежащая ничьему телу. — Она кое-что съела на ужин. Сиделка вынесла уже столько нетронутых подносов, что я подумывал о необходимости принудительного кормления...

— Прошу вас... — процедил Трей с болезненной гримасой, опуская по бокам блюда напрягшиеся кисти с зажатыми ножом и вилкой.

— А как ты полагаешь поступать? Мы имели беседу с мэтром, и он находил девицу опасно истощённой. Рано или поздно встал бы вопрос о решительных мерах... Если ты, конечно, ещё заинтересован в благополучии молодой особы.

Диана предостерегающе дотронулась до руки Трея. Искоса взглянув на неё потемневшими глазами, он едва улыбнулся с напряжённой благодарностью.