– Я бы на твоем месте, Уилсон, срочно принял меры. Делл, ты ему на День Святого Валентина джинсы заговоренные подари – со щитом на заднице!

– Петер, блядь, делом займись! – огрызнулась Делла, сосредоточенно обшаривая карманы задержанного. На столе уже громоздилась куча какого-то хлама: монеты, разноцветные камешки, смятая пачка сигарет, обрывки бумажек, исписанные мелким вихляющим почерком. – Как человека же попросила!

– Ладно, боец, поворачивайся, - смахнул слезы с лица Манкель. – Буду лечить.

Льюис, поколебавшим, развернулся.

– И что мне делать?

– Снимай штаны и пригнись.

– Петер, еб твою мать!

– Ладно, Делл, ладно. Все. Я мрачен и суров, как тень отца Гамлета. Ничего не делай, Уилсон. Просто стой и не дергайся.

Манкель что-то забормотал на латыни, и Льюис почувствовал, как от ягодиц к пояснице расползается тепло. Жар разливался волнами, собираясь в одной точке чуть пониже крестца, пульсировал и нарастал. Тупая, уже почти привычная боль усилилась, вгрызлась игольно-острыми клыками в поясницу. Льюис стиснул зубы и сжал кулаки, чтобы не застонать.

– Вот, нашел. Сейчас, - Манкель шагнул к нему, навис, заслоняя солнечный свет, и тыкнул палочкой чуть повыше задницы. – Эпискей.

Горячая точка под крестцом вспыхнула, Льюис дернулся, как будто его раскаленным прутом в жопу ткнули – и обмяк. Боль ушла. Осталось мягкое, тягучее тепло, как после хорошего массажа, и странное чувство легкости – по крайней мере, в отношении задницы странное.

– Нормально?

– Отлично. Спасибо, - отлип наконец-то от стены Льюис. – Манкель, я тебе должен.

– Вы мне все должны. Но я святой человек, поэтому никогда не взыскую долги, - торжественно провозгласил Манкель, убирая палочку в чехол на предплечье. – Ну что там, Делла? Есть что-нибудь интересное?

– Амулет, пара оберегов, незарегистрированная палочка. Остальное - хлам, - кивнула на кучку барахла Делла. – Мы тебе еще нужны?

– Хотите слинять пораньше?

– Очень хотим. У нас переезд – если начнем сейчас, до вечера закончим.

– Вы все-таки сняли квартиру! – то ли изумился, то ли обрадовался Манкель.
– И где же?

– На сто семьдесят восьмой. Второй этаж, с балконом, одна спальня и гостиная, - Льюис, наслаждаясь вновь обретенной подвижностью, прогнулся в пояснице и повел плечами. – Мать твою, хорошо-то как! Хочешь сделать человека счастливым – сначала отломай ему что-нибудь, а потом сделай как было. Манкель, я был неправ, ты охуенный мужик.

– С этим не спорю. Я совершенно охуенный. Поэтому валите и занимайтесь своим переездом, этого ебаната я сам оформлю. Правда, мудила?
– Манкель приблизился к долговязому арестанту, и сразу оказалось, что не такой уж он и долговязый. – Кто тебе по роже выписал, ушлепок? Этот? – он ткнул пальцем в Льюиса. – Или рыжая?

– Ры-рыжая, - заикаясь, прошептал морально сломленный недовампир.

– Вот. Хрупкая девушка табло тебе отрихтовала. Делай выводы, - выразительно хрустнул костяшками Манкель. Изжелта-бледный арестованный выцвел до легкой голубизны. – Ну чего стоим, ребятки? Валим-валим-валим! У нас с мистером… как тебя? О, с мистером Конфортой будет дооолгая беседа.

Прижимая к груди системный блок, Льюис медленно поднимался по лестнице. Чертов здоровенный короб перекрывал ступени, и шагать приходилось наощупь, старательно удерживая равновесие. Поднявшись на последнюю ступеньку, Льюис повел плечами и переменил хват, чтобы острые края прорезывали в пальцах новые борозды, а не углубляли старые.

Осталось пройти по коридору и как-то отпереть замок. Льюис очень надеялся, что Делла уже на месте и можно будет просто попинать дверь.

Энергосберегающие лампочки, освещающие коридор, затрепетали, как испуганные мотыльки, и разом погасли. Помещение погрузилось в темноту, нарушаемую бледным светом, проникающим из единственного окна над лестницей. Одновременно замолчали все телевизоры, стихнул гул пылесоса и оборвался чей-то бездарный рэп, монотонный и частый, как удары отбойника.

– Да блядь, ну я же просил!

Льюис прошел по коридору так быстро, как мог, и энергично саданул ботинком по двери.

– Делл!

Лязгнул замок, и Делла высунулась в щель: потная, взъерошенная и со следами пыли на лице.

– Я тебе говорил!

– Да ладно, это всего на двадцать минут! – Делла посторонилась, пропуская Льюиса в квартиру.

– А если двадцать, то что? Нахрена людям проблемы создавать?

– Какие проблемы? Я что, аппарат жизнеобеспечения в больнице вырубила? – тряхнула растрепанными волосами Делла. – Сейчас закончу, и все нормально будет. Переживут соседи двадцать минут без телевизора.