– Нет, спасибо, - процедил Шабалин, который понимал, что это ему не нужно (в маску, что ли рыгать?).

– Дыши глубже, - посоветовал Морозов.

И Шабалин засопел, что есть силы.

Сыров, видя, как опера расходятся в разные стороны, ухмыльнулся:

– Как королева, наша упырша сегодня поедет! В гордом одиночестве.

Он точно знал, что в уазик с ней он не сядет даже под угрозой увольнения! И другие придерживались того же. Только водитель и упырша. Прямо заголовок захватывающего рассказа! Надо сюжет продать Стивену Кингу.

– Что? Как? Совесть есть?

Морозов наблюдал, как возле уазика скачет водитель.

«Как двести двадцать подключили», - подумал Морозов.

– Она полезет в мой уазик? Да я же его потом ни за что не отмою! – вопил водитель. – Вызывайте «труповозку»!

– «Труповозка» и так будет, - холодно заметил Морозов. – Мужчину в ней повезём.

Водитель заволновался.

– И её за компанию. Два месяца с трупом на диване пролежала, двадцать минут дополнительно покатается. Они же попугаи-неразлучники!

Морозов напомнил:

– Она живая.

– А я? – завизжал водитель. – Я тоже живой! Я не смогу это вынести.

Тут он просто взмолился:

– Олег Сергеевич, я вас безмерно уважаю, почти люблю. Вы хороший человек. Смелый! От бандитов пострадавший. Избавьте меня от неё.

Он боязливо покосился на «упыршу», которая стояла неподалёку с отсутствующим выражением лица, страшная в своём безобразии.

Водитель, видя, что главный опер не идёт на попятую, предположил в надежде:

– Вдруг она заразная? А вдруг кинется на меня? Хряк – и всё! А у меня дети, мне сейчас ни болеть, ни умирать нельзя. Ну, Олег Иванович…

Неожиданно «упырша» вставила в диалог своё веское слово.

– В «труповозке» не поеду.

Водитель забеспокоился.

– Она разговаривает! – испуганно прошептал он.

– В «труповозке» не поеду! – упрямо повторила она.

– Почему, позвольте вас спросить? – поинтересовался водитель.

– Я живая. Человек. А человек – это звучит гордо! – торжественно провозгласила она.

У Морозова рот от удивления открылся. А у Шабалина – новый приступ рвоты.

…

«Упыршу» привезли на уазике, только за рулём сидел Сыров. И водитель, и Морозов с Шабалиным скинулись ему на пиво, и тот бесшабашно согласился. Правда, на лицо хотел надеть противогаз. Но его убедили, что в маске безопаснее. (Почти все машины в полиции были либо на выезде, или в ремонте, и водитель искренне трясся за свой драндулет, а Морозов – за жизнь женщины, которую он так долго искал).

В изоляторе следственного содержания «упыршу» привезли вымытую и побритую. Вместо ветхих вонючих лохмотьев на ней был надет старый тренировочный костюм, оставшийся от какого-то подследственного.

Но эти преображения слабо преобразили «упыршу». От неё всё равно весьма скверно пахло, и её угрюмый, настороженный взгляд откровенно отталкивал.

Сейчас она сидела напротив Морозова и несколько кобенилась, не идя на контакт, чем постепенно приводила обычно уравновешенного опера в тихое бешенство, которое ему хотелось выплеснуть прямо здесь, в изоляторе в лицо этому страшному существу.

– Гражданка Маланьина, так и будем молчать? – усердствовал Морозов.

Та смотрела исподлобья и не издавала ни звука.

– Вас признали вменяемой. Отвечайте на вопрос!

Никакой реакции. Вот уже битый час опытный мент сидит напротив интересного и опасного субъекта, который является некоторым ключом к раскрытию будоражащих преступлений, и не может вытянуть из неё ни слова.

– Только партизанку из себя не строй! – крикнул Морозов. – Мы не в гестапо. А задержали вас, потому что нашли во дворе одно вещественное доказательство. Друга своего вы не убивали, мы знаем. Умер естественной смертью Других трупов в вашем доме нет, ни в … этой… в горнице, ни в подполе. Чисто. Ой, Господи, что сказал-то? Тут в Москве людей жгут кислотой, и нам надо знать кто. Просим помочь!

«Упырша» как глядела в одну точку, так и продолжала глядеть.

Морозов вскочил со стула и забегал по изолятору. Ему хотелось развернуться и врезать этой стерве по лбу со всего размаха. Мерзкая бомжика. Некрофилка поганая. Сидит и кочевряжится ещё!

Он опять засновал из стороны в сторону, понимая, что разговор не вяжется, и находится он сейчас в полной заднице.

– Сядь.

Морозов опешил. Замер, не ослышался ли? Психическая его заговорила! Соизволила. Ну, и дела!

– Сядь! – вновь проскрипела она.