Она очнулась от неприятного ощущения, что над ней нависла опасность. Заморгала ресницами, чтобы прийти в себя и сбросить сон. У неё перехватило дыхание! Прямо над ней склонилось лицо и смотрело на неё, как съедало.

Мария лежала, не шевелясь. Куда девалось её самообладание? Животный страх.

– Встань! – тихо сказало лицо.

– Кто?..- одними губами пролепетала Мария.

– Встань! – вновь тихо приказало лицо и стало отдаляться.

Мария резко вскочила. Таисия! Она стояла рядом, держа свои ходунки, и, не мигая, смотрела на Марию.

Сердце, казалось, выскочит. Нет, надо отсюда уходить…

– В туалет, - монотонно проговорила Таисия.

– Да, - только и вылетело у Марии.

Она босиком пошла вперёд, всё время оглядываясь на ползущую с ходунками Таисию, потом немного отстала и пристроилась позади неё. Так спокойнее.

После, приведя Таисию уже в комнату, Мария долго возилась, укрывая её со всех сторон одеялом и поправляя подушку, которая всё время скатывалась.

– Иди, - сказала Таисия и закрыла глаза.

Мария смотрела на неё и даже представляла, что Таисия лежит мёртвая. Она притворяется живой. Она – зомби. Она – ведьма.

У Марии забилось сердце. Её университетское образование не позволяло верить в истории про ведьм и вурдалаков, но в монастыре она впервые столкнулась с тем, что чертовщина существует, и монахи рассказывают об этом со всей серьёзностью, и защита от всего этого только вера и молитвы. «Знаешь, чего боятся бесы? – спрашивала её схимница. – Причастия! Чаще причащайся».

Сейчас Мария смотрела на ведьму и подсчитывала сроки, когда причащалась в последний раз. Почти два месяца назад! Давно. Мария всегда тяжело готовилась к причастию и всячески отлынивала. Она и службами тяготилась. Бывало, сновала на литургии из стороны в сторону, а схимница одёргивала и строго ей: «Нельзя шататься по храму. Тебя бес гоняет. Встань в сторонку и стой на одном месте. Служба – это труд!»

Мария не верила. И сейчас смотрела и боялась пошевелиться. Не кровать это вовсе, а гроб. Не женщина там, а вурдалачка.

– Иди! – холодно приказала Таисия.

Мария вышла, пятясь задом, чтобы Таисия была на виду. Уже закрыла к комнату дверь, как услышала ехидное старческое хихиканье. А вновь всё стихло.

Сон как рукой сняло. Теперь Мария боялась на секунду закрыть глаза. Она присела на диван и вздрагивала при каждом даже лёгком звуке. Озиралась по сторонам и опять замирала.

Метнулась тень. Проскочил кто-то.

Мария заволновалась, встала и осторожно обошла гостиную. Куда пробежал человек? Или ей показалось? Но проскользнул же кто-то, да так ловко!

Марию озарило. Это лысая! Эх, Зарина так и не рассказала, что за существо здесь обитает. Но, наверное, не такое страшное, если многие о нём знают.

Она мысленно вернулась в монастырь, чтобы хоть немного успокоиться. Мать Мари, её тёзка, у неё дочь умерла от рака. В двадцать восемь лет!

Ой, да что же это она опять о покойниках-то? Умирающие и покойники – хорошая компания, ничего не скажешь.

А мать Мария? Она сшила для Марии юбку, великолепную, чёрную, классно в такой на службу ходить, и подарила чудесную водолазку, свитер и босоножки. Как-то Мария мыла пол в Иерусалимском храме, а её тёзка-монахиня заходит и босоножки протягивает: «Примерь!» Как раз! «Носи», - и улыбнулась. Мать Мария редко улыбалась. Она тосковала. Однажды послушница какая-то из Иерусалима приехала, мать Марию увидела и говорит ей: «Знаешь, почему твоя дочь умерла? Ей любви твоей не хватало». Жестоко. Точно, мир лежит во зле. Мария спросила её как-то: «Снится вам дочь?» Та печально покачала головой: «Нет». Монахиня рассказывала, что дочь прихворнула, и родственники какие-то обряды над ней проводили, а делать этого нельзя, потому как против Бога идут.

На втором этаже послышался лёгкий шум. Мария вскинула голову. Кто там? Зачем? Шура спит рядом с Людой. Шура всегда спит как пожарный. Нет, это не Шура шумит. Кто?

Дед Фадей отошёл от лекарства!

Мария сделала шаг к лестнице. Потом остановилась. Это в американский триллерах любопытные тётки скачут с этажа на этаж. Мы в России живём. К особнякам не привыкшие. Ночью в них страшно.

Мария побежала обратно к дивану. Окно сзади было открыто, поддувало, тюль слегка колыхался.

Мария глубоко дышала, стараясь прогнуть страх. Она успокаивалась, когда вспоминала свою жизнь в монастыре. Послушницу Ольгу, всегда забавно поправляющую свои очки и так же забавно что-либо рассказывающую. Как она её побаивалась; та казалась грозной, а оказалась добрейшей. Марии досталось однажды послушание – начистить несколько килограммов рыбы, а в миру-то она рыбу эту растреклятую никогда не чистила, закономерно, что плюхаться пришлось, конечно, и слёзки потекли. А Ольга подошла, очки поправила и говорит: «Смотри, как надо!», раз-два ножом и выпотрошила всю рыбу. Марии только хвосты оставалось отрезать. Она и здесь стала плюхаться. И тогда послушница подошла к ней и, ни слова не говоря, ловко доделала за неё работу. Мария потом ей горький шоколад подарила, такой шоколад и в пост можно есть, а Ольга любит сладкое.