Мария улыбнулась и подумала, что вот отбарабанит здесь сорок пять дней, приедет в монастырь и Ольге фундук с разными шоколадками привезёт. И матери Марии тоже.

Она оглянулась. Лысая! Она стояла за окном и смотрела на Марию.

Закрыть, закрыть окно! Куда там… Ноги приросли к полу.

Лысая смотрела и даже не моргала.

«Девушка, - разглядела Мария. – Почему такие низкие окна?»

Мария не могла пошевелиться. А Лысая постояла и вдруг исчезла. Как будто её никогда и не было. Бесшумно. Легко и быстро.

Мария подбежала и захлопнула окно, заблаговременно отбежав к дивану.

Хоть глаза и привыкли к темноте, Мария всё равно широко таращилась, боясь пропустить то страшное, что погубит её жизнь. Стряхнула с себя наваждение! Долой! А Фаддей-то?

Мария с колотящимся сердцем побежала босиком по лестнице, рывком открыла дверь. Дед Фаддей лежал на спине и, хрипя, глубоко дышал. Глаза его были закрыты. Мария на автомате заглянула к Люде. Лежит. Глазами потолок сверлит. Трубка прозрачная, трубку прочистили. И Мария прикрыла дверь.

Звук струящейся воды заставил сжаться. Да кто же это? Все спят. Никто не проходил мимо.

Мария отела разбудить Шуру, но остановилась. Не имеет права в своё дежурство беспокоить других. Сама должна. Через страх. И тем более чего бояться? Выросла, большая уже, пятый десяток разменяла.

Мария, успокаивая себя как только можно, подошла к душевой.

О, это отдельный разговор. Душевая была выложена мозаикой, сантехника там – закачаешься, унитаз с инсталяцией, краны и душ итальянские. Что интересно – потолок стеклянный с изысканным витражом. Хоть президента помыться приглашай.

Постояльцы там мылись только под присмотром. Персонал? Люди не выжили из ума, для этого дневное время есть.

Кто?

Свет в душевой горел, дверь была приоткрыта. Мария, крадучись, прошла внутрь. Цветастая шторка была задёрнута. Мари подошла поближе и, ещё секунду колеблясь, резко отдёрнула её.

Арсений! Он наслаждался водой, стоя под сильной открытой струёй. Нисколько не смутился, увидев перед собой Марию. Она резко задёрнула шторку.

– А кого вы здесь хотели увидеть? Чёрта? – спросил он.

Мария стояла рядом и продолжала сердиться, потому что этот умный и красивый человек очень её напугал.

– Подайте полотенце! – послышался бархатный барито.

Мария подошла к вешалке. И как сразу не увидела одежду? Она взяла полотенце и просунула его под шторку. Послышался шорох, затем шторка, как занавес в театре, открылась и Арсений степенно вышагнул из душа.

– Как вы сюда вошли? – стараясь говорит, как можно, твёрже, спросила Мария.

– Ногами, - лениво ответил Арсений.

Его забавляла эта игра, ему нравилось, что вспыхивают вопросы относительно его личности, и он будоражит умы молодых и немолодых дев.

– Вы же уезжали! – возмутилась Мария. – Я сама закрывала за вами дверь.

– А потом приехал, - просто заметил Арсений. – Вы в курсе, что это мой дом? И бизнес мой?

– Я не ваша!

– Это пока.

Дверь в душевую открылась, и на пороге появилась Анастасия.

– Какие любезности! – только и смогла сказать, увидев полуголого мужа рядом с немолодой женщиной в стареньком халате.

– Богомольным всё можно? – с нескрываемой злостью набросилась она на Марию.

Арсений, усмехнувшись, снял с бёдер полотенце и стал беспардонно вытираться.

– Простите, - прошептала Мария и ушла.

18

«ХОСПИС»

18

Они прияли душ вместе. Мурзик деликатно сидел рядом с ванной, как бы понимая всю деликатность сложившейся ситуации.

Анна была счастлива. И Морозов, вроде, тоже. Он как заново родился. Чувствовал себя молодым и по-щенячьи восторженным.

Потом Анна долго возилась на кухне, роясь в морозовских шкафах, перебирая кастрюли, сковородки, давно забывших женскую руку. Морозов люто хотел жрать! А Анна хотела, чтобы всё было красиво, чтобы ужин предстал в ореоле таинственности и некоей приобщённости к возвышенному. Чтобы обыкновенный вечер стал искусством.

Мурзик поел первым. Но Мурзик всегда ел первым! Какие бы чрезвычайные события не происходили в этой квартире. Искусство в данном случае было неуместным.

Привычно гудел телевизор. Морозов пощёлкал по каналам и, сам того не замечая, задремал. Анна разбудила его нежными поцелуями, приглашая к столу. А Морозов невероятно хотел спать. Он не высыпался уже целую неделю, как связался с этими Журбицкими.

Анна вновь целовала и всячески ласкалась к нему, а Морозову хотелось треснуть ей по башке, потому как ужин – это важнейший для человека этап, предвосхищающий вожделенный отдых, это необходимость, ох, ты Господи! Можно поужинать и у телевизора, лёжа на диване.