Всего лишь пешка, расслабившаяся из-за победы и пирующая на костях.

Чудо, что меня не грохнули там же. Оружие одного из охранников дало осечку.

Опять повезло. Везения слишком много стало в моей жизни с тех самых пор, как в мой отель вошла Аврора.

Все ждал. Давал себе неделю, потом месяц, потом рыл землю, чтобы добраться до главного. И бесился, потому что нереально. Слишком сложно. На меня открыли охоту. Не зная на кого. Просто на исполнителя. Пришлось выкручиваться, менять внешность, цеплять очки и всегда в местах, где есть камеры, быть в кепке и с опущенной головой.

Все ждал, что конец, но он не наступал для меня, а я разил врагов.

За мою голову давали вознаграждение. И ирония была в том, что не как за Ивана Кровавого, а как неизвестного профи.

Я знал, что Монгол мог понять, кто берет заказы, поэтому менял стиль, действовал иначе, продумывая и проводя следующую операцию.

Выживал. Раз за разом. Одиночкой легче. Ничего не ждешь и знаешь, что твоя смерть — дело времени.

Один против армии — не выжить.

Привык спать со стволами в руках, вполглаза, ожидая, что за мной придут. Ведь как не заметай следы, спалишься по-любому, а я никогда не был самым везучим.

И только в секунды забытья моя Рора, моя богиня утренней зари приходила во снах…

С улыбкой на губах, а я тянул к ней руки, хотел обнять, прижать к себе и затянуться запахом волос.

Но в одну ночь моя Рора из сна подняла голову и закричала:

— Беги, проснись, я заклинаю!

Глаза открываются вмиг. Падаю с кровати на пол и место, где мгновение назад была моя голова, решетит автоматная очередь…

Как узнал, что на киллера, ликвидирующего головной состав бригады Смолы, открыта цена и моя голова не плохо стоит, рассчитывал, что мне долго осталось.

А потом опять забег наперегонки со смертью.

Месяцы проходили и однажды в ночи я вскакиваю в поту, майка прилипла к телу, указательные пальцы на курках дрогнули и остановились за секунду до выстрела.

Отмаргиваюсь и понимаю, что в чертовой комнатушке я один, но сердце бьется в горле. Изнутри тревога и… страх. Не за себя.

— Аврора…

Выдохом и я открываю телефон, и выхожу на камеры, нашпигованные по периметру особняка.

Ловлю картинку, увеличиваю и все внутри огнем полыхает. Аврора, вся скрюченная, словно от адской боли, на руках у Монгола и мой некровный брат с каменным лицом быстро шагает к тачке, аккуратно кладет свою ношу на заднее сидение, а затем ударят по газам так, что поднимает столб дыма. Словно за ним черти из ада гонятся.

Ощущение такое, как будто удар под дых получаю, вскакиваю, снося на своем пути всю мебель.

— Куколка…

Я знаю куда Палач ее повезет. Единственный, кто сможет помочь это Авраам.

Запрыгиваю в тачку и лечу по трассе. Плевать, что могу выдать себя. На все плевать. Я долен узнать, что случилось с моей женой и сыном.

Использую персональную ключ-карту и прохожу внутрь здания через пустующий кабинет Авраама. Иду по коридорам, оставаясь незамеченным персоналам и слышу быстрый разговор сестер.

— Видела роженицу привезли сложную?

— Да в седьмой она. Профессор сам помчался, оперировать может будет.

— Не успеет, там вроде осложнения и стремительные роды.

— Если Цукерберг лично взялся, то вопрос жизни и смерти…

Женщины в голубой форме пробегают далье, а я замираю, останавливаюсь на месте как вкопанны.

— Куколка… Аврора, — слетает с губ и мне становится плевать на все, на то, что я могу себя раскрыть, на то, что могу получить пулю в спину.

Без нее и моего ребенка я не жилец. Все теряет смысл, а игра обесценивается. Я борюсь за нас, а не за себя.

Все эти откровения вспыхивают в мозгу, пока я лечу по коридору, замечая впереди удаляющуюся спину Палача. Отдает распоряжения. Сам Монгол себя под удар поставил, прилетев один с моей женой сюда, теперь охрану подтягивает.

Верный друг мне попался. Редкость в нашем мире. На грани невозможного. И пока Монгол занят обеспечением безопасности больницы, я подхожу к двери и заглядываю внутрь через окно.

Впервые переступаю через себя подвергая свою семью угрозе. Нельзя. Нельзя, чтобы меня здесь видели.

Я прямая угроза жизни Авроры, по-другому не могу. Сердце пропускает удар, когда вижу бледную золотоволосую Рору, лежащую в окружении медперсонала.

Мое проклятое сердце бьется, как в лихорадке, сердце сжимается в тиски от понимания какую агонию сейчас испытывает моя женщина.

И я бы взял все до капли, не сомневаясь ни на секунду, но здесь бессилен.

Я нахожусь на грани, чтобы пустить весь план под откос и ворваться к ней, но держусь. В первую очередь ради нее.

А затем я слышу ее крик и столбенею…