Профи поправляет очки на круглом лице, возвращает меня, и я произношу единственный вариант, который приемлем для меня:

— Цель я.

Сжимаю кулаки. Если бы не пустил слух, что хочу лично подарить куколке прощальный презент, прежде чем списать в утиль, если бы враг заподозрил, кем для меня стала Аврора — целью стала бы она.

Бить по больному, чтобы прогнуть.

— Что ты можешь мне предложить? — задаю вопрос гениальному программисту, сильно похожему по внешности на крыску в очках, с вытянутым носом и кривыми передними зубами.

— Вы действительно собираетесь пойти на эту аферу?

— Да. Выхода нет. Только так. Сможешь сбить сигнал?

— Я не волшебник. Сбить не смогу. Это попросту невозможно.

— Предлагаешь мне убиться?

Откидывается в кресле и начинает усердно жевать карандаш, как он его до сих пор не изгрыз только.

— Думаю, я смогу его замедлить, дать фору в несколько секунд… Правда не уверен, что получится.

Всматриваюсь в пухлое лицо с кудряшками на голове и держусь, чтобы не придушить юмориста, а этот крендель крутится в кресле, раскачивается, словно играется, но взгляд сквозь окуляры у него острый, цепкий, хоть и действительно крысиный.

— Только я хочу заметить, что при самом благоприятном прогнозе — вероятность успешного покушения на вас девяносто восемь процентов, — наконец, откусывает несчастную резинку с карандаша и откидывает огрызок в сторону.

— Хотя, если быть четким, то, скорее, исход неблагоприятный на девяносто восемь с половиной процентов. То, что вы хотите, почти невозможно, нужно поймать волну, создать помехи, плюс человеческий фактор. Вы все равно банально можете не успеть выбраться, господин Кац. Так что это практически приговор.

И поправляет очки на манер всезнайки. Гашу вспыхнувшую агрессию. Человек не боится сказать правду. Похвально.

— А ты мне нравишься, Пухляш. Ну что же, твое дело устроить помехи сигнала и дать мне секунды отсрочки по взрыву, два процента — это все же лучше, чем ничего…

— Боюсь, что это слишком невероятно. Вы не сможете…

— Оставь мне беспокоиться о том, что я смогу, а что нет, дай мне эти два процента. И точка.

— Я постараюсь.

Пухляш оказался действительно гением, он дал мне фору, все остальное дело техники. Машина взорвалась. Я выжил. Успел выбраться. Действуя по-звериному быстро, не давая себе отсрочек, а может, просто повезло. Впервые в жизни фортануло.

И опять она перед глазами. Ее крик… Словно почувствовала…

— Иван!

Сажусь в машину. Секунда. Кислородная маска. Секунда. Обманка под меня на сиденье. Дверь. Выход. Взрыв. Я мертв.

Человек без прошлого и без будущего, преследующий лишь одну цель — уничтожить врагов, а внутри лишь пустота. Потому что для нее я мертв. Потому что…

Доверие — сложное понятие. Его долго завоевывают, а теряют в одночасье, тот, кто вчера был собратом, становится врагом.

Мне остается лишь пустота. Дыра там, где было сердце, ведь я отпустил свою куколку, я вырвал себя из ее груди.

Наживую. С кровью. По-любому я шел на смерть, а то, что выжил — чудо. И знать ей это нельзя.

Потому что война лишь начата и мне предстоит сложный бой…

Один против стаи.

Впрочем. Мне не привыкать.

Быть списанным в утиль для всех так просто, но в ушах до сих пор ее крик, и боль лишь нарастает. Моя боль. Мое предательство во имя нее.

Жизнь за жизнь. Моя жизнь за ее.

Без меня договориться с Серебряковым просто, он слаб, а Монгол будет рвать, брать свое, завоевывая позиции.

Она для всех всего лишь игрушка, отданная другому.

Горе сыграть невозможно, шок и потерю ближнего.

И моя Рора… Ее лицо, ее глаза, наполненные волнением… они мне снятся каждую ночь, стоит прикрыть веки, и она в руках Монгола и я цепляю ее взгляд, наполненный отчаянием…

Я умер. Живой мертвец. Смертник по-любому. Знал, на что иду и зачем. Только призрак без слабостей мог сыграть вслепую против Смолы и того, кто правил балом через марионеток.

Война. Работа в одиночку. Никто не знал. Слишком опасно. Пока Монгол работал с переднего фронта, я наступал оттуда, откуда не ждали.

Бил на поражение. Сносил все к чертям. Шпионы за спиной и не знаешь, кто друг, кто враг, а кто прикрыт личиной.

Один. Всегда. Так легче. Правильнее, что ли, и только ночью, перед тем как вырубить мозги, моя жена перед глазами и понимание, что не простит.

У мертвецов нет слабостей.

Я выживал, рассчитывал, выходил на людей. Был тенью, призраком. Уходил от камер и делал лишь одно: выслеживал лидеров синдиката, ждал ошибку, чтобы подобраться и вырвать зубы у змеи.

Смольный подох первым.