– Не знаю точно. Но ничего хорошего – это факт. Скорее всего выкупит кто-то из друзей семьи… А они все – те еще гандоны. Если повезет – стану дичью и умру быстро.

Интеллигент был как обычно спокоен и надменен.

– Вам совсем не страшно? Ну, умирать.

– Страшно. Очень страшно. Но это единственный способ стереть из памяти все, что я знаю и видел за последние три года. Прожить со всем этим в своей голове еще пять-десять лет – это пугает меня гораздо сильнее. Теперь. Можно было оборвать все это тогда же. Дуло в рот и… Струсил, – поморщился Интеллигент, стыдясь своей нерешительности.

Гудков искал глазами пустые аквариумы на верхних этажах, прикидывая в каком из них окажется. Вот-вот остановится Кар, их выведут, и молчаливые пастухи распихают их по витринам. Но Кар продолжал петлять по народным проспектам Рынка среди будничной сутолоки и осколков жизней.

Скоро Гудков перестал вглядываться и прислушиваться. Он расфокусировал сознание, и Витрины, и люди казались теперь живой декорацией аттракциона. Даже те, кто сидел с ним в клетке – просто статисты.

Быстрые суды по телевизору и обладание собственными куклами он воспринимал как сериал о жизни, недоступной и далекой от таких, как он. Здесь одни были жестокими убийцами; другие – возмездием этим нелюдям. Третьи – достаточно обеспеченными, чтобы приобрести славика.

И вот сейчас, когда он попал в бурление этой жизни, ему сложно было по-настоящему переживать, пусть и за себя. Ведь он не чувствовал в себе того самого хладнокровного преступника, которого нужно покарать. Все это игра. Вселенная знает, что внутри он мягкотелый и безобидный. В каком-то смысле даже добрый. А значит, ничего страшного, плохого с ним не случится.

Кар остановился у незаметного закутка между витрин. То, что казалось нишей, на деле было коридором. Над входом в него зеленел указатель "Туалет".

Здесь их ждал очередной безмолвный бородач с папкой бумаг. Он мельком сверился с документами. Водитель лязгнул замком клетки, и у Гудкова ёкнуло сердце, и все тело покрылось панцирем жестких мурашек. Но пастух забрал таджиков и толстяка. Водитель закрыл замок клетки, хлопнул несколько раз дверью, которая не хотела закрываться, и кар покатил дальше. Гудков не знал толком, хорошо или плохо то, что их везут дальше, но сердце снова билось нормально.

Проспект кончился просторным холлом входа на рынок. Вращающиеся двери вентилятором высасывали с Рынка усталых чуть хмурых покупателей, тут же подкидывая внутрь свежих. Гудков с интересом оглядывался, думая, что же дальше. Вдруг их уже продали и теперь повезли к выходу, чтобы покупателю не пришлось накручивать километры на своих двоих. Но Кар вильнул вправо, через технический коридор к винтовому подъему.

Виток за витком они поднялись на четвертый этаж Рынка и снова поехали мимо бесконечных кукол и покупателей.

Одна стена проспекта теперь была слишком близко, и видны были только витрины четвертого этажа. По левую сторону через парапет и обрыв все шесть этажей были как на ладони. Отсюда была видна разница классов Славиков нижних и верхних этажей. Чем выше, тем комфортнее и просторнее были аквариумы. На шестом этаже это были полноценные меблированные комнаты с прозрачными стеклами.

Здесь Гудков растерял уверенность в себе. На фоне обитателей четвертого он, в лучшем случае, не выделялся. Хороший продавец скорее поместил бы Гудкова на третий, где он едва заметно, но выделялся бы на фоне обитателей – так же, как сейчас проигрывал.

Кар очень скоро остановился у типового технического коридора, и типовой пастух повел их мимо туалетов, комнаты матери и ребенка, куда-то вглубь. Такие коридоры во всех торговых центрах продолжались и после обозначенных санитарных комнат, но раньше Гудков никогда не замечал этого и уж тем более не думал, что там дальше, за поворотом, в который убегал коридор. Стены за поворотом были ровные, голые. Здесь пол был холодным, а шлепки босых ног звучали по-особенному звонко. Но заканчивался он обычной серой двустворчатой технической дверью. Когда они подошли ближе, стало понятно, что дверь не такая уж и обычная. Вместо привычных горизонтальных открывающих перекладин – кодовый замок на уровне лица – смотровое окно.

Пастух нажал на звонок. Оконце отворилось, закрылось. После – распахнулась створка, и они вошли в большой круглый холл.

На полу лежала светлая глянцевая плитка с виду холодная. На деле пол здесь оказался теплым. В центре зала стояла стойка ресепшена. От отельной она отличалась только тем, что кроме миловидного администратора по ее краям стояли два здоровенных конвейерных охранника. Эти были уже рангом выше пастухов и выглядели иначе – гладковыбритые, в костюмах. Выражения лиц ничем не различались – тупые и высокомерные, с пустыми взглядами.