Тогда неудачу Орлов связал с происками Тайной экспедиции, и решил в очередной раз попросить помощи у Като. Та выслала денег, и отписала, что в Могилеве его будут ждать самые верные люди из поляков и немцев, с которыми он легко перейдет русскую границу и начнет мятеж против императора Иоанна. Вот только в городе его поджидали людишки из Тайной экспедиции и драгуны числом до роты — по польским владениям русская армия разгуливала как хотела, считая себя полновластным хозяином.

В ходе короткой, но яростной стычки отряд Алехана был разбит, ему удалось бежать, нанизав на шпагу пару преследователей. Решил спуститься по Днепру, перейти границу и начать поднимать крестьян на восстание подложным манифестом. А для начала объявил оставшимся при нем четырем шляхтичам, что он есть чудом спасшийся русский царь Петр Федорович, что хочет себе вернуть трон.

Лучше бы этого не делал…

— Чертовы ляхи, — пробурчал Алехан, ощупывая кончиком языка корешки выбитых зубов. Шляхтичи, услышав горестную историю «спасшегося царя» чуть ли не всплакнули. Потом внезапно напали на него, крепко связали, и принялись пытать его, действительно ли он царь. И провели короткое следствие, достав из кармана серебряный рубль с профилем покойного императора. Сравнили и пришли в дикую ярость, осознав, что пошли служить или новому Лжедмитрию, на голову скорбного, либо безумцу. Но в любом случае, ввязались в скверное дело!

Били «самозванца» долго и вдумчиво, обобрав напоследок и бросив в корчме. Только не нашли зашитое в штанине кольцо — удалось продать его и двинуться обратно в Польшу — поднимать восстание в одиночку Алексей Григорьевич счел делом крайне неразумным. Да и какой он «царь» — ни одежды достойной, ни оружия нормального — одна сабля из плохого железа в потрепанных ножнах, ни отряда из верных людишек, да и подложных манифестов не осталось.

— Какая же Катька сука, стерва. Продала меня с потрохами Ивашке, его людишки по пятам за мной идут. И что делать прикажите? Надо валить из Польши, но куда?

Вопрос завис в воздухе. Алехан допил пойло и задумался — денег нет, в кармане пара медяков на кусок хлеба. Добраться до Лейпцига и попросить золота у младшего брата — старший Иван не даст, хотя привез из России золотом и бриллиантами на триста тысяч талеров.

Потребует написать покаянное письмо Ивашке, но это не спасет. Да и Като найдет способ его извести — такой свидетель, как он, для нее опасен, а в Голштинии бывшая императрица власть имеет. Сейчас не в силах — а желающих за талеры ему кинжал в спину ткнуть завсегда найдется с избытком по нынешним временам.

Обратится снова к королю Стаху?!

Позорище выйдет немалое, уже был разок просителем. Орлов лихорадочно прокручивал приходившие в голову варианты, отсеивая их один за другим за непригодностью.

Попробовать снова поднять Смуту, объявить крестьянам, что «добрый царь» дает им «землю и волю»?!

Проходили — ребра до сих пор болят!

Бежать на Дон или Яик к казакам?!

Ивашка им много льгот дал, вместо того чтоб кнутом начать сечь. Так что старшина его выдаст сразу, закуют в железо и отвезут.

С запорожскими казаками снова связаться?

Та же песня, только с плясками — если не забьют, то выдадут. В лучшем случае прогонят, а могут и крымским татарам продать.

Во Францию податься, а оттуда в Новый Свет?

Бежать к хану или султану?!

Дикое предположение — только от безысходности. Жаль, что война закончилась — в наемники бы подался. А так в офицеры не выйти — за красивые глаза патенты не дают, а стоит свое имя раскрыть, так людишки из Тайной экспедиции сразу приедут.

Куда не кинь — везде клин!

— Давай налью кружечку, паря. Вижу, что ты сидишь и грустишь. И я, паря, тоже маюсь…

Орлов поднял глаза — напротив него уселся молодой, его ровесник, чернобородый детинушка, по ухваткам явно из донских казаков — речь у него правильная, без словечек малороссийских.

Кафтан изодранный, в пятнах, рука правая к поясу пальцами прицепилась — к рубке привычный, вот только сабли казачьей нет. Да оно и понятно — ляхи казаков не жалуют, бьют лютым боем одиночек, но связываться с отрядами донцов, что снуют по их землям в поисках староверов или русских беглецов, не желают.

А это казак, видимо, дезертир — многие донцы бежали из Кенигсберга, ставшего русским владением, не в силах нести там службу. А оттуда до Гродно рукой подать.

— Выпьем, паря!

Перед Алеханом появилась большая кружка того самого мерзкого пойла. Казак отхлебнул из своей, и наклонился, желая что то сказать ему — в корчме гвалт стоял неимоверный. Алехан стал пить бурду, и тут казак негромко произнес:

— А ты знаешь, паря, я ведь есть чудом спасшийся государь ампиратор Петр Федорович!