— Люди, — скривился он. — Они раздражают. Создают много суеты из ничего.

— Почему? — я внимательно смотрела на него. — Люди разные.

— Люди везде одинаково банальны.

— А как же любовь? — тихо спросила я. — Она тоже банальна?

— Вы как малые дети с вашей любовно-сексуальной возней… — усмехнулся он.

— Кто “мы”? — на всякий случай уточнила я.

— Люди, — пожал он плечами, подтверждая мою мысль о том, что Земля для него представлялась чем-то совершенно неинтересным. Собственно, как и для Коула. Мне вообще казалось, что сейчас я веду диалог с версией Коула, только помоложе и отсюда немного поразговорчивее.

— Себя вы человеком не считаете?

Андерсон промолчал, я хотела спросить, считает ли он себя банальным, но сама же и знала ответ на этот вопрос. Ни он, ни тем более Коул банальными не являлись. Они были уникальны и непохожи на весь остальной мир.

Я бросила внимательный взгляд на Андерсона, на его голубые, такие же неземные глаза, и покачала головой.

— Вам не идет имя Кевин.

— Это важно? — спросил он.

— Нет, но можно, я буду называть вас по-другому?

— Можно, — коротко ответил он.

Я ожидала, что он поинтересуется как именно, но Андерсон промолчал, и я все же спросила, пытаясь вывести его хоть на какие-то эмоции:

— Не хотите знать как? Может быть, что-то обидное для вас…

— Обидно меня тоже называли, — усмехнулся он. — Ублюдок, кусок дерьма, тварь, чудовище, далеко не весь список. Обсценную лексику не буду упоминать в вашем присутствии.

— И на том спасибо, — улыбнулась я, понимая, что, возможно, так его называли девушки, недовольные его поведением.

— Могу я вас называть Тенью? Или Странником? — все же поинтересовалась я.

Он вновь склонил голову немного набок, рассматривая меня, и ответил:

— Можете.

На этом он, видимо, решил, что разговор окончен, и, развернувшись, направился к выходу, но не потому, что был чем-то смущен, а в очередной раз игнорируя человеческие нормы поведения.

Через минуту его фигура скрылась за створками лифта, а я так и осталась стоять посреди зала с чашкой остывшего чая в руках.

Не знаю почему, но мне захотелось поднять голову, а сделав это, я наткнулась на взгляд Коула. Он стоял на втором этаже и, упираясь руками в стеклянные перила, внимательно смотрел на меня. Словно рассматривал под новым углом, во взаимодействии с Андерсоном.

— Прости, если показалась тебе чрезмерно любопытной, — я внимательно смотрела на Смерть, не отводя взгляда. Мне нечего было стыдиться, и я ничего не скрывала.

— Поздно уже. Иди к себе. Выспись. В субботу будь готова. Едем на прием к Чэну.

C борта огромного корабля-ресторана, который медленно курсировал по бухте Виктория, мне открывалась удивительная панорама вечернего Гонконга.

Именно здесь, на этой плавучей платформе, сделанной по подобию китайского императорского дворца в три этажа, и проходил прием Чэнов. Вернее юбилей мистера Чэна, куда был приглашен весь бомонд.

Но наслаждаться вечерними огнями мне мешало беспокойство. Я знакомилась с гостями, отмечала интересные китайские обычаи подобных торжеств, выслушивала соболезнования относительно несчастного случая, но моя спина была натянута, словно струна. И даже присутствие Барбары с мужем, которые сидели за нашим столом, не могли сгладить чувство тревоги. Несмотря на то, что Коул вел себя совершенно спокойно, ощущение того, что он сейчас не просто отдыхает, а ведет расследование, не оставляло меня ни на секунду.

За соседним круглым столом сидел виновник торжества со своими ближайшими родственниками, среди которых были не только мужчины, как в в казино, но и женщины. Одна из них была мать Вэйжа — миссис Чэн, но знакомясь с ней, я отметила, что Вэйж полностью пошел в деда. По крайней мере, тонкие черты лица и даже манера говорить повторялись в генах внука с поразительной точностью. Миссис Чэн была мила, любезна, образована, с легкостью переходила на английский и французский, но самое главное — в её глазах светилась безграничная любовь к сыну с некой долей опаски за него. И было понятно отчего — потеряв мужа, она страшилась за сына, учитывая мои подозрения о том, что я попала на торжество главы Триады в Гонконге.

Теперь, сама находясь в постоянном напряжении, я её понимала и сочувствовала её судьбе — мне казалось, она была не в восторге, что её сын приехал из Франции, чтобы когда-нибудь занять место деда.

Сам мистер Чэн при близком знакомстве с ним оказался тем, кем я его и представляла. Жестким, очень непростым мужчиной, и пусть возраст заявлял на Чэна старшего свои права, но дух его не был сломлен. Даже издалека чувствовались его сила воли, жесткость и хитрость во взгляде. Его жена умерла много лет назад, и, судя по тому, что рядом с ним находилась моложавая женщина одного возраста с его невесткой, можно было предположить, что она заняла место “второй половины” мистера Чэна.